Крыса из нержавеющей стали призвана в армию
Шрифт:
– Выходи!– оглушительно заревел он.– Выходи! Чего рты раззявили, остолопы? Направо - стойка, каждый хватает прозрачный пакет и коробку. Потом - в дальний конец комнаты, там - РАЗДЕТЬСЯ! Снять всю одежду. ВСЮ ОДЕЖДУ, ЯСНО? Личные вещи - в полиэтиленовый мешок! Одежду - в коробку, на коробке написать домашний адрес. Уволитесь в запас - получите обратно свои шмотки, если доживете. ШЕВЕЛИТЕСЬ!
Мы зашевелились. Правда, вяло, без энтузиазма. Должно быть, на острове было запрещено раздеваться донага в общественных местах - парни прикрывались ладошками, жались к стенкам. Я оказался один в центре комнаты, и на меня с кривой ухмылкой пялился монстр в шевронах. К
– Имя, адрес, индекс, фамилии близких родственников.
Выпустив в меня обойму слов, он отвернулся и взял другую коробку. Я нацарапал на картоне адрес полицейского участка, где меня держали под замком. Как только я выпустил из пальцев авторучку, в поверхности стойки образовалось отверстие, и туда бесшумно провалилась посылка. Неплохо придумано. С полиэтиленовым мешком в левой руке и папкой в правой я затесался в кучу дрожащих бледных призывников; повесив носы, они ждали дальнейших распоряжений сержанта.
– А теперь - на восемнадцатый этаж!– громыхнул он.
Мы снова набились в лифт, поднялись несколькими этажами выше и оказались в медицинском аду. Врач - наверное, терапевт, судя по стетоскопу на шее - вырвал из моей руки и швырнул санитару папку, а затем схватил меня за горло. Прежде чем я успел ответить ему тем же, он крикнул:
– Щитовидка в порядке.
Санитар сделал запись в журнале. Врач тем временем вонзил пальцы мне в живот.
– Грыжа не прослеживается. Покашляй.
Последнее слово было адресовано мне. Я повиновался.
– Все. Следующий, - рявкнул терапевт.
А потом... что это? Неужели уколы? О-о-о! Парень, стоящий передо мной, должно быть, культурист. Широкие плечи, мощные ноги, бронзовые бицепсы просто монумент мужской силы. Обратив ко мне перекошенное лицо, он жалобно лепечет:
– Я б-боюсь ук-колов!
– А кто не боится?– пытаюсь я его подбодрить.
Как только очередная жертва выходит к санитару, тот, как автомат, всаживает ей иглу в предплечье. Стоит бедняге отшатнуться - его бьет по спине грубый детина в форме. Через несколько шагов его ждут еще два наполненных шприца. После этого остается только опуститься на скамеечку, мыча от боли. Вот уже над плечом культуриста занесена безжалостная игла. Глаза атлета закатываются, и он с шумом падает на пол. И все же это не выход - санитары делают уколы, а сержант хватает бесчувственное тело за ноги и оттаскивает в сторону. Приблизившись к санитару, я стиснул зубы и собрал волю в кулак. Медкомиссия завершилась еще одним унижением. Сжимая в руках мешки с пожитками и отощавшие папки, мы - голые, несчастные, измученные - встали в последнюю очередь. Вдоль стены одного из залов выстроились пронумерованные столы - точь-в-точь билетные кассы аэропорта. За каждым столом восседал джентльмен в темном костюме. Когда подошел мой черед, сержант-пастух оглянулся на меня и показал пальцем.
– Двигай к тринадцатому столу.
Чиновник за тринадцатым столом (как все штатские в этом зале) носил очки с толстыми стеклами. Моя папка снова оказалась в чужих руках, из нее был изъят еще один бланк, и я обнаружил, что сквозь очки на меня смотрят налитые кровью глазки.
– Жак, ты любишь девочек?
Чего-чего, а такого вопроса я не ожидал. Почему-то мне представилась Бибз, которая смотрит на меня и давится от смеха.
– А то как же.
– А мальчиков любишь?
– Среди моих лучших друзей есть мальчики.– Я начал догадываться,
– Правда?– он что-то вписал в банк.– Расскажи о своем первом гомосексуальном опыте.
От такой просьбы у меня аж челюсть отвисла.
– Ушам своим не верю. Вы производите психиатрическую экспертизу по анкете?
– Ты меня поучи еще, щенок!– прорычал чиновник.– Ишь, волю взял разговаривать! Я спрашиваю, ты отвечаешь. Усек?
– Да, сэр!– Я всем своим видом продемонстрировал повиновение. Впервые опыт подобного рода я приобрел в двенадцать, лет, когда мы вместе с четырнадцатью моими товарищами по шайке...
Меня понесло. Чиновник торопливо записывал мою болтовню. Когда анкета была заполнена, я получил не то разрешение, не то приказ идти в лифт. И снова сорок голых в кабине, снова закрываются двери... На этот раз мы явно ошиблись этажом.
Перед нами ряды столиков с пишущими машинками, за каждым столом - юная леди. Мы так покраснели, что в зале повысилась температура. Но больше ничего другого не оставалось, как стоять, с ужасом ожидая, когда взгляды девушек оторвутся от машинок, а милые глаза уставятся на нас. Очень нескоро, лет этак через четырнадцать с половиной, кабина снова закрылась. А когда открылась, девушек уже не было, а была зловещая фигура сержанта. Эти типы как две капли воды походили друг на друга - не иначе, какой-то ущербный ген привел к возникновению целой популяции толстошеих, узколобых, пузатых садомазохистов.
– Выходи!– заорал он.- А ну, живо, по десять человек, первые десять через ту дверь! Вторая десятка - через соседнюю! Да не одиннадцать. Считать не умеешь, козел?!
За дверью, - куда просочилась моя десятка, нам велели построиться в шеренгу. Мы встали лицом к стене, с которой свисал неприятный на вид красно-коричнево-зеленый флаг с изображением черного молота. Офицер с тонкими золотистыми полосками на погонах подошел к флагу и повернулся к нам.
– Сегодня очень важное событие, - с пафосом произнес он.– Вы, молодые люди, наиболее достойные из вашего поколения, добровольно явились сюда посвятить себя защите любимой родины от злобных сил, стремящихся поработить ее. Наступил торжественный момент, о котором вы так мечтали. В этот зал вы вошли юными шалопаями, а выйдете отсюда солдатами. Сейчас вы дадите присягу на верность армии. Пусть каждый поднимет правую руку и повторит за мной...
– Я не хочу!– пискнул кто-то.
– у тебя нет выбора, - мрачно заявил офицер.– Наша родина демократическая страна, а вы - добровольцы и дадите клятву. Если не дадите - а у вас есть такое право, - то вот через эту дверь попадете в федеральную тюрьму, где просидите тридцать лет за уклонение от демократических обязанностей. Итак, повторяйте за мной.
Стараясь не вникать, мы повторили все то, что он сказал.
– Опустите руки, поздравляю, вы теперь солдаты и подчиняетесь требованиям начальства. Первое требование начальства - добровольно пожертвовать литр крови для госпиталя. Выполнять!
Едва держась на ногах от отчаяния, голода и потери огромного количества крови, мы ждали, когда нам наконец дадут отдохнуть. Но не тут-то было.
– Строиться! Каждый из вас сейчас получит форму разового пользования. Но пользоваться ею запрещается до особого распоряжения. Вы наденете форму, поднявшись по лестнице на крышу, откуда вас отправят в лагерь Слиммарко, где начнется ваше обучение. Каждый получит личный знак с его именем и служебным номером. На знаке есть желобок, чтобы его можно было легко сломать пополам. Ломать запрещается, это военное преступление.