Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды

Фаллада Ганс

— Во-вторых, — произнес господин Дитрих, — я собираю объявления для той же газеты.

Снова движение рукой. И снова рука вернулась на руку Куфальта.

— В-третьих, — сказал господин Дитрих, — я страхую пациентов добровольной больничной кассы и взимаю с них взносы.

Рука снова взлетела в воздух и снова вернулась на прежнее место.

— В-четвертых, я собираю взносы здешнего союза трактирщиков.

Куфальт был убежден, что господин Дитрих сегодня утром уже собирал взносы у трактирщиков. Он не знал, сколько господин Дитрих пребывал

в его комнате, во всяком случае комната успела проспиртоваться.

— В-пятых, — торжественно объявил господин Дитрих, — я собираю также взносы гимнастического общества «Старый дуб». В-шестых, я являюсь еще и управляющим здешнего отделения союза экономики и транспорта и выдаю все справки, которыми обычно ведает целый штат сотрудников «Среднеевропейского бюро путешествий».

Куфальт ждал, будет ли что-нибудь еще, но рука повисла в воздухе, а затем вернулась в карман господина Дитриха, где принялась звенеть мелочью.

«Во всяком случае, он не собирается одалживать у меня деньги», — решил Куфальт.

— Ваша судьба прямо-таки потрясла меня, — произнес господин Дитрих, переходя к делу. — Уверяю вас: меня она прямо-таки потрясла.

Пауза.

Собственно, Куфальту нужно было что-то сказать. Но он ничего не сказал. Внезапно господин Дитрих резко повернулся лицом к собеседнику.

— Как вы думаете, что я могу сделать для вас? — спросил он.

— Ну я не знаю, — помедлив, сказал Куфальт.

— Жалованья я вам платить не могу, — решительно произнес Дитрих. — Но у вас есть шанс.

— Вот как! — воскликнул Куфальт.

— Я вот что вам хочу сказать, — заявил господин Дитрих. — Я хочу откровенно поговорить с вами. Я вообще очень откровенный человек. Моя откровенность, — ласково улыбаясь, он посмотрел на Куфальта, не зная, однако, что сказать дальше. Но тут ему пришла в голову мысль. — Знаете что, — произнес он. — Здесь за углом у трактирщика Ленке заведение. Позвольте мне пригласить вас на кружку пива и рюмочку водки? Там можно потолковать по душам.

Куфальт секунду помедлил, а потом отказался:

— Я никогда не пью до обеда. Я просто не переношу этого.

— Я тоже нет, — произнес господин Дитрих. — Но понимаете, будучи казначеем союза трактирщиков…

Куфальт погрузился в молчание. Господин Дитрих поерзал, недовольно взглянул на свою сигару и затем, как бы обращаясь к сигаре, сказал:

— Вы должны прийти к какому-то решению.

— Да, — вежливо заметил Куфальт.

И тут господин Дитрих встрепенулся.

— Знаете что, дорогой господин Куфальт, — воскликнул он, — В конце концов вы меня не знаете, кроме того, я сегодня уже выпил немного коньяку. Приходите завтра в двенадцать в редакцию. Там сидит наш самый главный начальник, Фреезе, он вам скажет, что я за человек. Кроме того, я передам вам за известный процент право на кассовый сбор у всех союзов и союза трактирщиков. Вы можете также собирать объявления и вербовать подписчиков, а если вы будете делать для меня еще какую-нибудь работу, то я буду платить вам

за нее отдельно. Что вы думаете по этому поводу?

— А сколько я буду зарабатывать в месяц? — осторожно спросил Куфальт.

— Это целиком зависит от вас, — произнес господин Дитрих. — Если вы, например, сможете за месяц найти сто подписчиков, за каждого подписчика вы получите марку двадцать пять, сто двадцать пять марок, четвертую часть вы отдадите мне. Это деньги, заработанные, так сказать, между делом.

— Как, — сказал Куфальт, — а собирать взносы! Ведь люди сейчас платят взносы неохотно.

— Конечно, — произнес господин Дитрих, — миллионером вы не станете, но на жизнь хватит. Так да или нет?

— Я бы сходил к господину Фреезе, — сказал Куфальт.

— И еще, дорогой господин Куфальт, — произнес господин Дитрих, наклонившись к Куфальту так близко, что тот почувствовал весь аромат полудюжины рюмок коньяка. — Знаете, что касается наличности, то на руках вы будете иметь сотни марок, а я должен за них отвечать. — Он серьезно и озабоченно взглянул на Куфальта. — Я должен отвечать, — повторил он еще раз.

— Да, — выжидая, произнес Куфальт. Он уже знал, к чему тот клонил, но не хотел облегчить ему дело.

— Вы же знаете, дорогой господин Куфальт, — сказал господин Дитрих. — Ведь вы сами мне об этом писали. Ведь то самое, из-за такой вот истории вы угодили за решетку, то есть поэтому ваша судьба и сложилась столь неудачно.

— Значит, я не могу собирать взносы, — произнес Куфальт.

— Да нет же, нет, — пояснил тот. — Можно ведь как-то договориться. Ведь вы из хорошей семьи, скажем, залог…

— Вот что, завтра я пойду к господину Фреезе, — вставая, произнес Куфальт.

— Вы думаете, что о залоге не может быть и речи? Я бы, конечно, во всех случаях его предоставил.

— Собственно, вы что думаете? — закричал Куфальт. — Думаете, я стал бы писать слезные письма, если б у меня была возможность предоставлять в залог большие суммы денег?

— А маленькую сумму? — спросил господин Дитрих. — Ведь вы могли бы каждый день рассчитываться со мной.

— И маленькую тоже нет, — решил Куфальт. — Я все равно пойду к господину Фреезе.

— Это бессмысленно, — ответил господин Дитрих, направляясь к двери. — Фреезе хам из хамов. А вообще, — сказал он, нащупав наконец дверную ручку, — а вообще, я пришел к вам, потому что меня потрясла ваша судьба, прямо-таки потрясла.

— Да-да, — отрешенно произнес Куфальт, задумчиво глядя на своего длинноносого собеседника. Внезапно его осенило, — А не могли бы вы мне дать взаймы марок двадцать? — спросил он. — Дело в том, что я совсем на мели. — Он рассмеялся.

И случилось чудо. Дитрих, полупьяный субъект, в кармане которого звенело серебро союза трактирщиков, этот самый Дитрих просто засунул руку в карман, вытащил пригоршню мелочи, отсчитал четыре монеты по пять марок, сунул их Куфальту в ладонь, сказав:

— Расписки не надо. Мы таки будем работать вместе.