Кто-то смеется
Шрифт:
— Да что ты такое мелешь? — Он вскочил с кресла и стиснул кулаки. — Мне скоро пятьдесят стукнет, а тебе еще и двадцати одного года нету. Что, я не найду себе подружку по возрасту или, на худой конец, проститутку? Вдруг ты на самом деле моя дочь? Уж тогда Господь точно меня покарает.
— Я твоя дочь. Я соскучилась по тебе.
Он встал на колени перед кроватью и неуклюже обнял ее за шею. У него были сильные руки человека, выполнявшего нелегкую физическую работу. От него пахло лошадью и еще чем-то очень знакомым. Она не помнила, что это за запах.
— А что
— Мама умерла, когда мне было одиннадцать лет.
— Дела… — Он отошел к окну, чтоб она не видела внезапно набежавших слез. — Небось, упала-таки со своей трапеции…
— Мама вскрыла себе вены. Отец гулял, она не вынесла этого.
— Вот мерзавец. Я бы с удовольствием скрутил ему шею.
Ей вдруг показалось, что голова ее состоит из двух половинок, каждая из которых хранит воспоминания о прожитом. Но они были отрывочные и противоречивые, и ей никак не удавалось связать их между собой. Для этого нужно было, чтоб зажила эта болезненная трещина в затылке.
— Моя сестра… Я не знаю, что с ней случилось. Это было где-то не здесь. Я не помню, как называлось то место.
— Верно. У Роситы была пятилетняя девочка от первого брака. Она отдала ее на воспитание монашкам. В Колумбии или в Пуэрто-Рико, я точно не помню.
— Пап, помоги мне все вспомнить. Я… мне кажется, я живу не своей жизнью.
Он обернулся от окна и сказал хриплым от слез голосом:
— Ларри Иванс клянется тебе, дочка, что сделает это. Ты должна верить слову Ларри Иванса, потому как он всегда его держит. Моя бабушка была из племени чероки. Она говорила мне: держи язык за зубами, а уж если высунул его, то держи слово, иначе в следующем воплощении будешь безголосой тварью вроде червя или гусеницы. Лола, клянусь тебе, ты вспомнишь все, начиная с пеленок. И расскажешь мне. Уж я доберусь до твоего мерзавца отчима, пусть даже он живет в Антарктиде.
Через несколько дней она уже выходила в сад. В отсутствие Ларри она разговаривала с большим белым попугаем, который жил в вольере под ее окном.
— Доброе утро, Ромка, — говорила она ему, открывая поутру окно. — Что ты видел во сне?
— Жрать! Хочу жрать! — кричал попугай и стучал по жердочке кривым клювом. — Пор-ра кормить Тома. Пор-pa жрать!
Она поджаривала тосты, заваривала кофе и садилась завтракать за маленьким столиком в саду. Попугай робко вылезал из вольера и, шумно хлопая крыльями, перелетал на стол. Он смотрел на нее круглыми удивленными глазами и отчаянно вертел головой. Как-то она спросила у него:
— А ты не знаешь, где Петька? И Мила? Куда они подевались? Или все это было в моем предыдущем воплощении? А ты снова со мной, да, Ромка?
Она задумчиво жевала тосты с медом, пила кофе и строила ему рожи. Попугай кричал:
— Ронни убил Тома. Ларри убьет Ронни. Смерть Ронни! Смерть!
Однажды, когда она уже твердо стояла на ногах, Ларри посадил ее в машину и куда-то повез. За окнами мелькали однотипные щитовые домики среди невозделанной темно-красной земли. Машина остановилась возле одного из них.
— Это моя
Женщина похлопала рукой рядом с собой, приглашая девушку сесть.
— Зачем тебе нужно знать прошлое? — спросила женщина.
— Мне страшно ночами, если я сплю одна. Я вижу какие-то лица, слышу голоса, но я не знаю, кто это.
— Ты молодая. Ты должна спать с мужчиной, — перебила ее женщина. — Почему ты не спишь с мужчиной?
— Мне это надоедает. Это скучно. Мое тело хочет этого. Моя душа этого не хочет.
Женщина усмехнулась.
— Это не должно надоедать. Слушай, что велит тебе тело. Душа непостоянна, как ветер. Без любви к мужчине прожить нельзя.
— Я никого не хочу любить! — страстно возразила она.
Женщина взяла ее руки в свои и крепко их сжала.
— У тебя есть враги, Лола? — спросила она, глядя ей в глаза.
— Что это такое?
— Люди, которые сделали плохо тебе или твоим родным. У каждого человека должны быть враги.
— Я не знаю, где мои родные. Не помню, что с ними случилось.
— У тебя есть отец, Лола. Я знаю человека, который сделал зло твоему отцу.
— Его зовут Ронни? — спросила она.
Женщина словно не слышала ее вопроса.
— Ты должна ненавидеть этого человека, Лола. Так устроена наша жизнь. Два полюса — любовь и ненависть, а между ними натянута тугая струна. Мы идем, держась за нее. Мы получаем от нее жизненную силу. Тот человек, который не может любить и ненавидеть, не должен жить среди людей. Пускай он уходит в лес.
Женщина встала и зашла в дом.
— Нерис приходится мне троюродной сестрой, — сказал Ларри. — Она очень умная. Она поможет тебе, Лола.
Нерис вышла минут через пять и протянула Ларри кривой желтый корень.
— Потолки его в фарфоровой ступке и давай Лоле каждый четверг в тот момент, когда солнце касается земли напротив твоего дома. Одну щепотку. — Она положила руку девушке на голову и сдавила ее пальцами. — Запомни, Лола: это очень тугая струна. На одном конце — любовь, на другом — ненависть. Ненавидь врагов, люби друзей. Не на словах, Лола. Жизнь человека состоит из поступков, как бусы из отдельных бусинок. Нанизывай их на эту струну. Любовь и ненависть. Ненависть и любовь…
Ларри спросил уже в машине:
— А ты не боишься вспомнить то, что забыла?
Она пожала плечами и чему-то улыбнулась.
— Смотри, дочка. А то ведь существуют такие вещи, о которых лучше навсегда забыть. Да и ни к чему сильно любить в этом паскудном мире. — Он тяжело вздохнул и стукнул по рулю кулаком. — Без любви оно свободней как-то живется. А вот ненависть я никак в себе не могу преодолеть. Она бурлит во мне, как кипящее масло. — Он повернулся к девушке и пристально посмотрел на нее. — А что если, Лола, ты поможешь своему отцу? Как-никак я тебе родственником прихожусь. — Он подмигнул ей. — Сможешь, а?