Кухарка
Шрифт:
— Вся работа выполнена, — поспешила отчитаться Леська, доставая из кармана выручку, — мама, это Алексей, а это Фёдор, — представила она, — а это моя мама — Валентина Сергеевна, — говоря, она состроила матери глаза, как бы спрашивая: “Ну как тебе мой улов?”, а сама в это время продолжала лихорадочно думать, как безболезненно завершить знакомство. Она готова была что угодно сделать, лишь бы не подвергать Фёдора риску. Он казался ей слишком порядочным и оттого беззащитным.
Мать неоднозначно подняла брови: “Посмотрим”.
— Позвольте, возьму Ваши пакеты, — Фёдор тут же галантно перехватил материны покупки, сунув
Тот покорно взял его, и произнёс одними губами, торжествуя Леське в лицо: “Олеся”.
Леське ничего не оставалось, кроме как наблюдать, как мать отдала пакеты, согласилась, что ребята проводят их, как она позвала их на чай, как пригласила заглядывать в гости, пока они в городе, как она многозначительно улыбалась Леське, давая понять, что такого шанса нельзя упустить.
Леська посмотрела на парней глазами матери. Мама издали чувствовала запах денег — этого у неё было не отнять. Этот запах льнул к мальчишкам, как рубашка, которая натягивалась у Алексея на груди. Его совершенно простые шлёпки (явно кожаные), слегка потёртые (наверняка лично Кельвином Кляйном) джинсы, крутой смартфон Фёдора, даже его прическа, обманчиво простая и небрежная, кричали о деньгах.
Мать как бы невзначай принялась расспрашивать ребят о том, кто чем занимался, надолго ли приехали, кто их родители?
Леська слушала, и с каждым словом ей становилось всё хуже и хуже. И Фёдор, и Алексей были детьми состоятельных родителей: Фёдор — наследником успешного владельца масс-медиа (чтобы это ни подразумевало), Алексей — сыном профессора, который лекции даже за границей читал.
Это значило, что следующие несколько недель, а может даже до начала учёбы, ей будет позволено проводить в их обществе сколько угодно времени, гулять до утра, бегать на море по сто раз на дню и даже кататься на мотоцикле. Мать будет сама ходить на рынок и поливать овощи, она Леське слова не скажет, даже если та не будет появляться дома сутки напролёт. Леська опустила голову и вздохнула глубоко, но чтобы никто не заметил. Ей придётся приложить максимум усилий, чтобы ничего плохого не произошло.
Назавтра, вернувшись с “торговой каторги”, она застала Лёшу в гостях у матери. Он, разумеется, ждал её, Леську.
— Мы сегодня с ребятами в клуб идём, “Саваж” — слышала про такой? — спросил он, медленно прихлёбывая ледяной домашний квас из самой дорогой, и поэтому самой любимой матерью кружки.
«Саваж» Леська не любила. Там вечно было полно наглых типов, драчунов и явных наркоманов. В такое место стоило отправляться только под охраной, как минимум, десяти человек. Она, не будучи себе врагом, туда не хотела, но мать копалась поблизости, поэтому Леська не могла сказать первое, что пришло на ум. Выбрала нейтральное.
— Слышала. На севере который, да?
— Да. Только мы в вашем городе мало кого знаем, — явная ложь, — не составишь нам компанию? Если, конечно, твои родители позволят.
— Конечно, позволят, — мать присела за стол, — и, конечно, составит. Правда, Олеся? — она нимало не заботилась о Леськиных желаниях. Налила себе прохладный напиток и немного поболтала с ними, попутно вытянув из Алексея обещание позаботиться о её дочери.
— Как только тебе пришло в голову пригласить меня в это гиблое место? — возмутилась Леська, стоило им выйти за калитку, и оказаться вне зоны контроля матери.
— В любви и войне все
— Размечтался! И у нас не свидание! Мы просто идём в клуб! — отрезала Леска, захлопывая калитку.
Поворачивая к дому, она скрипнула зубами.
7
Такси давно уже ждет, наматывая простой,
Так что быстрее выходи наружу.
Поломанные. “Та сторона”
Звонок раздался как раз в тот момент, когда Леська заканчивала красить губы прозрачным блеском. Она бросила матери “Я сама” и, подхватив ключи, вышла во двор. Она не торопилась, поэтому успела похолодеть от впечатления, которое смогла произвести на Алексея. Сначала его взгляд замер на ней, словно не её, а другую девушку он ожидал увидеть. Потом он медленно моргнул и скользнул по Леське, оставив на бёдрах, животе и плечах выжженную дорожку. А потом ей показалось, что он выругался и прочистил горло, прежде чем поздороваться с ней.
Другого она и не ожидала. Мать нарядила её, как самую что ни на есть ночную бабочку: обтягивающие джинсы, босоножки на высоких каблуках, блузка, полностью обнажающая правое плечо и руку. “Какой девушке не понравится, когда парни от её вида теряют дар речи? Да?” Леська хотела возразить, что ей это не нравится, но не стала. Бесполезно. И да, ей была неприятна его реакция. Она откинула распущенные волосы за спину. Как-то читала: если женщина поправляет причёску — значит, хочет понравиться мужчине. Чушь! Как ещё ей справиться с нервозностью? Кто скажет, чем сегодня закончится вечер? Останется ли она целой и невредимой? В очередной раз спросила себя: сколько же ему лет? восемнадцать? девятнадцать?
На мистере I'm-sexy-&-I-know-it красовалась рубашка цвета жжёного сахара и очень похожего оттенка кожаная жилетка. Всё такое простое и дорогое, что Леську начало тошнить.
Но на самом деле ей стало худо, когда она увидела Фёдора. “И ты, Брут?” Он сидел за рулём красивой спортивной машины. Леська не очень разбиралась в марках. Она видела только, что машина блестящая и дорогая. Красная, как кровь.
Фёдор улыбнулся ей тёплой, дружеской улыбкой, отчего Леська выдохнула и немного расслабилась. Что такого было в этом парне, что от одного взгляда на него, её внутренности то переставали дрожать, то наоборот пускались в пляс?
Алексей открыл ей заднюю дверцу, но Фёдор лениво возразил:
— Девушка — наша почётная гостья, поэтому ты должен посадить её впереди. — Он посмотрел на Леську снизу вверх: — ты ведь хочешь сесть впереди, Олеся?
— Да, — кивнула Леська.
— Так что уйми свой пыл, — Фёдор обратился к Алексею, — и позволь девушке получить максимум удовольствия.
Алексей сощурился.
— Эй, друг, ты не играешь против меня?
— Как можно? — развёл руками Фёдор и подмигнул Леське.