Куколка

Фаулз Джон Роберт

Стряпчий обернулся: секретарь занял свое место, утолившая жажду Ребекка выглядела памятником терпению и покорности. Не отходя от окна, Аскью продолжил допрос и лишь после первых ответов вернулся к столу, где вновь встретил взгляд, невероятный в своей прямоте.

В:Ну, голуба, что дальше?

О:На цыпочках сошли вниз, Дик подал двух лошадей, и мы выехали со двора. Не проронив ни слова, рысью одолели около мили; в сотне шагов от каменных столбов спешились и привязали лошадей. Небо, затянутое тучами, было беззвездно, но каменные валуны маячили, словно огромные надгробья.

Я уж совсем ополоумела от страха, не понимая, что в этакое время нам здесь понадобилось. Ноги не слушались, но, подчиняясь приказу, кое-как я шла. Вдали мелькал огонек, похожий на пастуший костер, и я чуть было не позвала на помощь, но смекнула, что не услышат — уж больно далёко. Ну вот, прошли мы в середку каменного круга.

В:Втроем?

О:Да.

В:Джонсу ты сказала, что Дик остался возле лошадей.

О:Сейчас говорю, как было взаправду. Остановившись перед большим плоским камнем, его сиятельство сказал: «Заберись и стань на колени». Тут уж силы меня оставили вовсе, ибо я решила, что затевается какое-то большое зло, черное чародейство. Такой мороз прошиб, что я вся заледенела и приготовилась к смерти. До того перепугалась, что ни шевельнуться, ни слова молвить. А его сиятельство опять: «На колени, Фанни». Тут я маленько оклемалась и говорю, мол, чего-то грешное вы удумали, милорд, на такое я не нанималась. А он снова — мол, давай на колени, не тебе рассуждать об грехе. Я все артачилась, и тогда с двух сторон меня подхватили под руки, взгромоздили на камень и принудили встать на колени. На шершавом камне стоять было колко и больно.

В:Джонсу ты говорила, что тебя уложили.

О:Нет, лишь поставили на колени. Рядом с камнем его сиятельство и Дик тоже преклонили колена.

В:Чего-чего?

О:Того.

В:И молитвенно сложили руки?

О:Нет, но опустили головы.

В:Не снимая шляп?

О:Его сиятельство остался в шляпе, Дик же всегда ходил простоволосый.

В:В какую сторону вы смотрели?

О:Пожалуй, что на север. Ехали вроде как на запад, а вход был по правую руку.

В:Дальше.

О:Про себя я молилась, обещая больше никогда не распутничать, ежели Господь смилуется и оставит меня в живых. Я решила, что угодила в руки дьявола, какого в жизнь не встречала, кто без всяких колебаний надругается над моей душой и моим телом…

В:Да-да, я представляю. Долго вы так стояли?

О:Не знаю, минут пять иль больше. Потом в небе раздался громкий шорох — будто крыльев иль ветра. Обмерла я и взглянула вверх, однако ничего не увидела, да и ночь стояла тихая, безветренная.

В:Спутники твои тоже подняли головы?

О:Было не до того, чтоб примечать.

В:Долго ль длился тот шорох?

О:Мгновенья. До десяти не сочтешь.

В:Он нарастал?

О:Нет, прям обрушился с небес.

В:Будто

стая птиц пролетела?

О:Да нет же, звук шел с вышины.

В:Не путаешь?

О:Господь свидетель.

В:Что потом?

О:Вдруг все смолкло, пала тишина, и в воздухе разлился аромат свежескошенной травы и полевых цветов, столь же сладкий, сколь странный для того холодного бесплодного места. Потом вдруг сверху пролился ослепительный свет, несравнимо ярче всякого рукотворного, — точно солнце вспыхнуло. Чтоб совсем не ослепнуть, я пригнула голову, но шагах в пятнадцати заметила юношу и старика, разглядывавших нас.

В:Не верю и предупреждаю: не надо угощать меня сказкой.

О:Я говорю правду.

В:Ты нарочно сие придумала, чтоб сбить с толку. Ручаюсь, байку состряпал твой муженек-пророк.

О:Нет, ему я ничего не рассказывала.

В:Как бы то ни было, ты врешь.

О:Говорю ж, от нас они были чуть дальше, чем вон та стена. Правда, толком не разглядеть — яркий свет слепил.

В:Как они стояли?

О:Никак, стояли себе и смотрели. Юноша чуть впереди, старик за ним. Молодой поднял палец, словно указывая на свет, но смотрел, по-моему, на меня.

В:С каким выраженьем?

О:Не ведаю, ибо свет погас, прежде чем я обвыклась.

В:А что старик?

О:Кроме седой бороды, ничего не разглядела.

В:Как они были одеты?

О:Про старика не скажу, а молодой был в фартуке, словно каменщик иль плотник.

В:Намекаешь, то был призрак язычника, строившего храм?

О:Одежа нынешнего ремесленника, какую носят муж мой и отец.

В:Может, ты видела нарисованные фигуры?

О:Нет, они были живые. Не греза, не виденье.

В:Не исполины?

О:Да нет, в человеческий рост.

В:Сколько ж сие длилось?

О:Очень коротко. Свет тот вернее уподобить вспышке молнии. Миг, чтоб разглядеть, — и все.

В:Миг, ты ослеплена — и все ж столь уверена?

О:Да.

В:Может, камни приняла за людей?

О:Нет.

В:Не было грома иль гласа Вельзевула?

О:Ничего такого. Лишь пахнуло теплым ветром, напоенным сладостью летних лугов, приятной обонянью, а еще больше душе. Все исчезло, но аромат остался. Он развеял мой страх, утешил и умиротворил. Благоуханье меня окутало, будто давешнее сиянье, и я уж ничего не боялась, но лишь печалилась, что свет так скоро погас, не дав собою насладиться, но породив во мне надежду. Теперь я знала, что худого мне никто не желает. Ты понимаешь?