КУПЛЕННАЯ НЕВСТА (дореволюционная орфоргафия)

Пазухин Алексей Михайлович

— Наташка! — съ неописаннымъ ужасомъ крикнула Катерина Андреевна, и ноги у нея подкосились.

— Я, матушка барыня, я, на поклонъ къ теб пришла!

Наташа схватила Катерину Андреевну за руки.

— Моя теперь, моя, никто не смй трогать ее, я потшусь надъ ней! — закричала она.

На колокольн господской церкви ударили въ это время въ набатъ.

ХХІV.

Среди гомона, среди криковъ и псенъ пьяныхъ разбойниковъ, успвшихъ еще до нападенія на домъ заглянуть

въ господскіе погреба, и среди плача женской прислуги, никто не слыхалъ звуковъ набата. Особенно не могла ничего слышать Наташа, вся охваченная жаждою мести. Она держала Катерину Андреевну за руки, смотрла ей въ лицо сверкающими глазами и злобно смялась. Катерина Андреевна не билась, не рвалась и только дрожала всмъ тломъ и тихо, едва слышно твердила:

— Спасите, спасите меня!

— Проси, моли, плачь, голубушка! — говорила ей Наташа. — Любо мн будетъ, когда ты заплачешь, закричишь, застонешь! Помнишь, какъ я плакивала? Заплачешь и ты, охъ, горько заплачешь!.. Что я съ тобой сдлаю, какъ я потшусь надъ тобой!

Наташа обернулась къ мужикамъ, которые топорами ломали шифоньерки краснаго дерева, ларчики слоновой кости и вынимали жемчуга, золото и серебро.

— Ребятки, свяжите-ка мн ее, закрутите ей ручки назадъ!

— Аль сама не сладишь, атаманша? — со смхомъ отозвался одинъ.

— Боюсь, что выскользнетъ да полыснетъ себя чмъ нибудь или голову объ стну разобьетъ, — отвтила Наташа.

Парень снялъ съ себя кушакъ и завязалъ руки Катерины Андреевны назадъ. Она узнала въ немъ крпостнаго Луки Осиповича.

— Боже, вдь ты нашъ! — проговорила она.

— Теперь, барыня, вольный, что твой втерокъ въ пол. Былъ твоимъ да, вишь, не умла владть нами, ушла. Баринъ изъ-за тебя погибъ, насъ раззорили, мы не людьми стали, такъ одно дло — не поминать теб про старое. Теперь ты сама въ крпостныя попала. Куда ее двать то, атаманша?

— Въ кресло посади. Пусть посидитъ, повеличается, а я передъ ней постою, какъ бывало, стаивала. Что-жъ ничего не говорите, сударыня, что-жъ не командуете? Позовите дворню да прикажите Наташку въ людскую вести на истязаніе. Иль не послушается нешто? Эка жалость то какая!.. За то меня теперь послушаются вотъ эти молодцы. Ась? Что скажу имъ, то и сдлаютъ. И скажу я имъ, чтобъ тебя они теперь взяли за блы руки да потащили въ людскую, куда меня, бывало, таскивали.

Катерина Андреевна рванулась въ кресл.

— Сиди! — грозно крикнула Наташа и толкнула барыню. — Это еще не сейчасъ, на все время, а пока вотъ теб отъ меня что. Эй, вы, смотрите!

Наташа размахнулась и ударила Катерину Андреевну по лицу... Пронзительно вскрикнула Катерина Андреевна, метнулась и упала на колни съ глухими рыданіями. Наташа подняла ее за волосы и снова бросила въ кресло.

Въ эту минуту въ комнату вбжалъ одинъ изъ грабителей, проворно засовывая въ карманы штановъ пачки ассигнаций.

— Наутекъ вс, живо наутекъ! — крикнулъ онъ. — Дядя Игнатъ, Наташа, гд вы? Живо ноги уносите! Кто то изъ дворни забрался на колокольню и ударилъ сполохъ, мигомъ изъ села народъ подоспетъ!..

Дядя

Игнатъ, который вязалъ руки ревущей Глафир, бросилъ ее и вышибъ раму. Звонъ набата ясно и рзко полился теперь въ комнаты, заглушая вс звуки.

— Анаемы! — бшено крикнулъ дядя Игнатъ. — Живо на колокольню кто нибудь и снять звонаря, головой его внизъ съ колокольни!.. Утекай, ребята, пока время есть! Тяжелаго не брать съ собой ничего, на телги таскай все и со двора, да лошадей бери съ конюшни, верхомъ утекай. Эхъ, пропадемъ мы, перехватятъ мужики, подоспютъ!.. На смерть бей тхъ, которые караулить были поставлены и на колокольню ворога допустили!

Суматоха поднялась невообразимая. Быстро хватали грабители что попадало подъ руки и бжали во дворъ. О главной цли нападенія забыли, и никому не пришло въ голову найти Надю и взять ее съ собою. Тутъ была теперь цль „свести счеты“ — у однихъ и награбить какъ можно больше — у другихъ.

— Хотлъ было я тебя, змя подколодная, за ноги на осин повсить, да, знать, умолилъ кто нибудь за тебя Бога, — обратился дядя Игнатъ къ Глафир. — Вотъ теб разомъ конецъ, безъ муки, получай и за меня и за дворню раззоренную...

Онъ взмахнулъ топоромъ, и Глафира даже не пикнула подъ страшнымъ ударомъ.

— Наташа, бросай свою барыню, не рука теб потшаться надъ нею, — крикнулъ Игнатъ. — Живо, двка, а то въ западн будешь: отъ села огни показались, съ фонарями народъ бжитъ.

Поспшно бросились отступать нападающіе. Нкоторые хватали лошадей изъ конюшни и скакали верхомъ, захвативъ съ собою что успли; другіе, особенно алчные, запрягали лошадей въ телги и укладывали награбленное; третьи просто бжали въ лсъ черезъ ршотку сада. Дворня, какъ были уврены разбойники, была на ихъ сторон, подготовленная лазутчикомъ, но изъ пятидесяти дворовъ села, конечно, нашлось бы много такихъ, которые готовы за барина въ огонь и въ воду, а кром того набатъ могъ всполошить и ближайшія деревни.

Грозно командовалъ дядя Игнатъ, таща Наташу и размахивая топоромъ. Онъ рубилъ тяжи у запряженныхъ въ телги коней и приказывалъ бросить награбленное имущество, билъ обухомъ по спинамъ ослушниковъ, стукнулъ раза три и Наташу, продолжавшую рваться отъ него.

— Ой, брошу, двка, коли не уймешься, и попадешь ты въ лапы палача! — говорилъ онъ.

— Пусть попаду, а только отпусти ты меня, хочу я ненавистницу мою извести! — молила обезумвшая отъ ненависти и злобы двушка.

— Ой, пришибу, коли не уймешься! — возразилъ ей полюбившій ее, какъ дочь, мужикъ.

Онъ неуклюже взобрался верхомъ на первую попавшуюся лошадь, взвалилъ поперекъ Наташу и выхалъ изъ конюшни на дворъ, подпрыгивая на кон и работая локтями.

— Ну, живо утекай! — крикнулъ онъ послдній разъ. — Ребята, брось кто нибудь огня въ солому да въ сно: мужики прибгутъ и начнутъ пожаръ тушить, а мы межъ тмъ до крутаго оврага доспемъ, а тамъ ужъ уйдемъ, тамъ не поймаютъ.

Онъ обхватилъ правою рукой Наташу, дернулъ лвою поводъ, толкнулъ ногами коня и маршъ-маршемъ выскакалъ на дорогу.