Курсант: Назад в СССР 14
Шрифт:
— Это тебя Гриша видел? — хмыкнул я и подмигнул птице. — Или кого-то другого… Молчишь?
Мутный всё-таки городишко, очень мутный…
Ветер к вечеру стих, и над озером раскинулась почти мертвая тишина, лишь слышно было, как потрескивает сучок в костре. Палатка стояла у самой кромки леса, на чуть приподнятой поляне, заросшей луговиной. За кустарником начиналась темная гладь воды озера. Пока ещё обычная — с зеленоватым отблеском, в меру мутная, как всякая стоячая вода. Но Валентин Ефимович Мельников знал — что иной раз вода в озере чернеет, будто в ней
Геохимик приехал сюда с конкретной задачей. И сейчас он собирал образцы: озерная вода, отложения, донный ил, проба почвы. Всё складывалось в пробирочки, баночки, бюксы. Пузырьки бережно составлялись в деревянный лоток, подписывались, запечатывались. На коленях лежал блокнот, где его чётким, «кабинетным» почерком уже были занесены десятки наблюдений. Из кожаного чехла выглядывал японский диктофон «Sanyo» — дорогая вещь, подаренная на юбилей коллегами из института.
— Сорбция ила нестабильна… — бормотал он, нажимая кнопку записи. — Возможно присутствие переменных валентностей железа. Или марганца. Надо брать глубже.
В котелке на углях кипела вода. Из консервной банки с надписью «Говядина тушёная. Госрезерв» он выковыривал ложкой плотные, чуть разваливающиеся волокна тушёнки с прожилками желтоватого жира и аккуратно опускал в кипяток с крупой. Пахло сытно: смесь вареного мяса, укропа и закопчённого дерева. Пища без изысков, но вкусная и сытная.
Через час солнце село. Над лесом повисла серая мгла. Мельников затушил костёр, стянул сапоги, залез в палатку и застегнулся в спальнике, оставив только щель для дыхания. Ночи в лесу прохладные, будто не лето вовсе.
За брезентом стояла плотная тишина. Слишком тихо: ни шелеста листвы, ни комариного писка. Как будто всё вокруг вымерло. Где-то вдалеке ухнула птица — разово, чуждо, будто случайно, и тут же замолкла. Мельников ворочался в спальнике, не находя удобного положения. Что-то кольнуло в бедро — он поискал рукой, это была авторучка, застрявшая в складке одеяла. Геохимик выругался шёпотом, без мата, а по-интеллигентному даже культурно. Вытащил её, перевернулся на другой бок… и всё-таки задремал.
Проснулся внезапно. Отчего — сам не понял. Словно не звук — давление услышал. Что-то едва ощутимое, но гнетущее, продавило темноту палатки. То ли стон, то ли шорох — непонятно.
А потом — снова звук, но уже другой: как будто кто-то прошёлся пальцами по внутренней стороне платки.
Как? Это невозможно! — промелькнули мысли в голове ученого. Я ведь зашнуровал вход в палатку крепко-накрепко!
Мельников резко сел. Сердце колотилось, пальцы торопливо нащупывали застёжку спальника. Он потянул за язычок, звук молнии показался громким.
Нет, Валентин был не из пугливых. Тайга, скалы, горные пещеры, заброшенные шахты — всё это он прошёл. Один. С приборами, журналом, термосом и жаждой исследований. Суровая природа, одиночество, глухая ночь — привычное для него дело. Но здесь… здесь было иное. Как будто нечто природное отвернулось от этой земли. Ученый это нутром чувствовал, на инстинктах. Это и пугало — когда привычное научное мышление и логика не могли помочь, он вдруг почувствовал себя беспомощным, словно ребенка кинули в джунгли, кишащие хищниками. Это было неправильное место.
Он прислушался.
Шаги.
Тихие.
Мельников замер. Дыхание стало неглубоким. Но грудь ходила часто, как у загнанного зверя. Он медленно, дрожащими руками, потянулся к «Ленинградскому» фонарю, лежавшему у головы.
Пальцы не слушались. Кнопка будто исчезла. Сердце стучало в ушах. Он надавил сильнее.
Щёлк!
Луч света резанул темноту. Как ножом. Он прошёлся по стенкам палатки, по вещам, по входу… пусто, а шнуровка не нарушена…
Но звук не исчез. Снаружи кто-то остановился. Прямо рядом.
И тогда по брезенту кто-то провёл когтями или ичем-то острым — медленно, тягуче, с противным скрежетом.
— Кто здесь?! — собравшись с силами, крикнул ученый. — Немедленно отойдите от палатки! Я… я буду стрелять!
Стрелять было не из чего. Никогда Валентин не держал в руках огнестрельного оружия. Он стал шарить по рюкзаку и извлек складник. Жалкий и несуразный, с тупым лезвием — карандаши точить. Мельников еле сдержал вздох. Губы его шептали что-то, бессвязное, почти детское, молитвенное. Луч метался, фонарь дрожал в левой руке, в правой трясся ножик.
И вдруг тишина.
Мёртвая. Абсолютная. Даже комары исчезли. Даже камыш не шевелился.
Он остался один? Или — враг притаился? Неизвестность давила и сковывала страхом.
— Кто здесь? — снова повторил ученый и облизал пересохшие губы, голос его прозвучал хрипло.
И вдруг палатку с силой качнуло. Да так, будто это был порыв урагана.
— Вот список пропавших, — я аккуратно положил на стол начальника местной милиции бумагу с фамилиями, которую мне дала Краснова. — Надо собрать по каждому всё, что есть. Где жили, когда исчезли, кто заявлял — если заявлял. Участковые пусть подключаются, оперсостав тоже. Максимально подробно и быстро. По каждому жду развернутую справку и объяснения от соседей, возможных свидетелей и очевидцев.
Бобырев почесал затылок, как будто я попросил его вручную разобрать архив ЦК КПСС.
— Андрей Григорьевич… — замялся он, теребя в руках листок со списком. — На это потребуется время… много времени… Всё вручную, все заявления, журналы перелопатить, людей опросить, подворовые обходы, запросы… Ух, мать честная, да здесь на полгода работы.
— Два дня, — отрезал я.
— Что?
— Виктор Игнатьевич, я даю вам на основные мероприятия — два дня. Можете ночью работать, тогда получится 48 часов.
— Но я… Но вы-ы… — раздувал щеки Бобырев. — Вы не можете приказывать, я руководитель этого отдела, и как начальник я…
Договорить я не дал. Что он мне рассказывает, будто я на земле ни дня не проработал?
— У меня особые полномочия, — я шлепнул на его стол свежую телефонограмму, там говорилось, что при необходимости отдел внутренних дел Залесского горисполкома переходит под мое прямое руководство в целях эффективного выполнения порученного задания. — Приказ позже, спецсвязью придет. Естественно, через канцелярию вашего областного главка. Пока спустится, много времени пройдет. Поэтому пока вот — ознакомьтесь.