Курсант: Назад в СССР 14
Шрифт:
— Всё в порядке, Никита Егорович, — ответила она, едва заметно улыбнувшись. — Жалости к убийцам у меня нет. Моё дело — не пожалеть, а понять и вытащить то, что он не скажет никому.
— Вот это по-нашему, — одобрительно крякнул Горохов. — Убийца не должен на свободе разгуливать. Ты уж постарайся. Я так полагаю, что врачи нам не помогут? Только твои методы?
— Традиционная психиатрия таких людей, как он, обкалывает нейролептиками. Станет тише, будет спать, не агрессировать… но нам это ничего не даёт — контакт с ним теряется. Пациент
— А ты? — спросил Федя. — Как ключик подберешь?
— А я должна стать для него фигурой доверия. Не следователем, а человеком, к которому он может потянуться. Сочувствующим, но не жалостливым. С которым — может быть, впервые в жизни — он заговорит по-настоящему. Я попробую. По-другому с такими — никак.
— Ну с богом, — кивнул шеф, выдав расхожую фразу, хотя был атеистом.
После того, как Катков сделался врио начальника ГОВД, кабинетов у нас стало в достатке. Мы уплотнили следователей, БХСС-ника подсадили к оперативникам УГРО и высвободили еще два кабинета. У меня и Горохова были теперь отдельные помещения для работы. Катков заседал в кабинете Бобырева, развернув там свою криминалистическую лабораторию.
Света зашла внутрь, Гриша стоял в углу, как наказанный. Она усадила его на стул у окна, чтобы расширить пространство его обзора. Такой прием — кажется, что ты не задержан, потому что видишь улицу, небо, дворик. Сама присела напротив, но не за стол, как было бы привычно для допроса, а на старый деревянный табурет, который поставила рядом. Так, чтобы быть с ним на одном уровне, не смотреть сверху вниз. Хотя Гриша и сидя весь скрючился, будто хотел казаться маленьким мальчиком.
— Здравствуй, Гриша, — начала она мягко, без всякого давления. — Можно я посижу рядом? Мне просто надо с тобой поговорить. Ничего страшного. Хорошо?
Он кивнул едва заметно, не поднимая головы.
— Скажи, тебя когда-нибудь раньше кто-то звал вот так… просто поговорить?
Гриша пожал плечами, потом выдохнул:
— Нет…
— А ты сам хотел когда-нибудь, чтобы кто-то тебя просто послушал?
Он снова кивнул. Медленно. Света улыбнулась, подбадривая.
— Я Света. Я просто хочу тебя понять. Помоги мне. Ладно?
— Ла-адно…
— Ты жил в городе? Или всё время за городом?
— За городом… В го-ороде… тогда…гулял… с мамкой.
— А когда был в городе — гулял во дворах? С ребятами играл? Как они к тебе относились? Расскажи, не бойся.
Он сжал плечи, голос стал тише:
— Ребятки… камни кидали. Смеялись… злились. Мамке… не говорил. Боялся. Они… ещё сильнее потом.
— А кто именно? Помнишь имена?
— Не… Не знаю… Только… Серёжка был… Он зуб выбил…
— А взрослые? Кто-то защищал тебя?
— Нет. Мама… плакала. А папка — ругался. Кричал. С ремнём. Говорил: «Дурак!
Светлана кивнула, как будто этого и ждала. Как будто всё было хорошо.
— А сейчас кто-нибудь тебя обижает?
Он пожал плечами.
— Не… Только ребята… иногда. А так — нету никого.
— А дома, как ты считаешь, тебя любят?
Долгая пауза — будто Гриша задумался, а потом он покачал головой.
— Мама… только молчит. А папка… ругается всё…
Светлана внимательно наблюдала. Гриша избегал взгляда, но не закрывался. Он говорил просто, без наигранности. Но всё изменилось, когда она наклонилась чуть ближе и спросила:
— Скажи, Гриша… а ты сильно злился? На тех, кто тебя обижал?
Он напрягся, подбородок дрогнул. Выражение лица стало жёстче.
— Да… Гриша… злился… иногда.
— А как ты злишься? Ты делал что-нибудь, когда злился? Скажи, что ты делал?
Он отвёл глаза в сторону.
— Кулаки… сжимал… а потом плакал.
— А потом?
— Всё, — выдохнул тот.
— Хорошо, Гриша. Знаешь, я тоже злюсь иногда. А убить кого-нибудь хотел?
Он молчал. Света не торопила.
— Я-а… Я злился. Ребята плохие…
— Это ты убил тех, кто смеялся? Камни кидал?
В этот момент он поднял голову. С лица Гриши вмиг ушла вся вялость. Взгляд стал прямым, резким. Таким он был впервые за всю беседу. Он посмотрел Свете прямо в глаза.
— Нет, — сказал он. Голос был глухим и твердым. — Гриша не убивает. Гриша не злой. Гриша хороший.
Света не сразу ответила. Перевела взгляд с подозреваемого на окно. Что-то в этих словах её насторожило. Они прозвучали иначе, чем всё, что он говорил до этого. Без обычной зажатости, без заикания. Ни испуга, ни растерянности. В нём на секунду будто появился другой человек. Или проснулся тот, кто спит годами.
Она встала, медленно подошла к двери.
— Хорошо, Гриша. Спасибо. Сейчас тебя отведут обратно, не бойся. Но я ещё приду. Мы с тобой обязательно поговорим. Хорошо?
— Ладно… — глухо буркнул он, уже снова ссутулившись.
Света открыла дверь и жестом подозвала конвоира.
— Пусть отведут в камеру. Осторожно. Постарайтесь не грубо.
Когда Лазовского-младшего увели, Света зашла в кабинет Горохова, где вся команда с нетерпением ожидала ее вердикта.
— Ну и что? — подскочил со стула Горохов, обмахиваясь носовым платочком.
Жарко было сегодня. А Света держалась ровно, да даже и не слишком напряжённо.
— Я теперь не сомневаюсь, что у него явная форма умственной отсталости, — поделилась она первыми выводами, садясь к столу. — Но… странная. Там всё перемешано. На уровне бытового восприятия он — как ребёнок. Но где-то внутри — что-то другое. Глубокое и совсем не детское.
— Убивал он? — спросил я.
Именно это мне нужно знать, а уж какое там восприятие — дело десятое. Но Света уклончиво покачала головой.