Курская дуга
Шрифт:
Майор сел с немецким летчиком в кузов. И снова затарахтела полуторка, заклубилась пыль. Небо по-прежнему звенело, словно натянутая до предела струна. В знойном просторе тянулись на Курск косяки вражеских пикировщиков.
В штабе авиадивизии Гайдуков встретил знакомых офицеров. Из коротких разговоров создавалась картина воздушного сражения.
«Генерал-фельдмаршал Рихтгофен с разных направлений бросил на Курск самолеты всех систем, «под метлу», — записывал в блокнот Гайдуков. — Первые эскадрильи наших «ястребков» встретились с
Встретив сильное сопротивление нашей авиации, противник меньшими группами бомбардировщиков пытался повторными налетами с интервалами в тридцать минут пройти безнаказанно к цели. Он думал, что советские истребители будут на заправке. Расчеты врага не оправдались, в небо взлетели резервные эскадрильи «ястребков»…
Пока Гайдуков делал пометки в блокноте, пришел черноглазый юноша со звездочкой на серебряных погонах и принялся опрашивать пленного.
— Переведите, младший лейтенант, — сказал подполковник в роговых очках и щелкнул портсигаром.
— Обер-лейтенант Вильям Голлингер готов дать любые показания.
— Что его побуждает?
— Он обозлен. У него был напарник — заядлый фашист майор фон Реб. В решительный момент боя он не прикрыл Голлингера. Когда же обер-лейтенант выпрыгнул из горящего самолета и раскрыл парашют, фон Реб внезапно приблизился и попытался расстрелять своего товарища. Пленный говорит: «Если б не подоспел русский истребитель, то Вильям Голлингер спустился б на землю мертвецом».
— Это материал для юмора, — усмехнулся подполковник и придвинулся к Гайдукову. — Вот видите, корреспондент, двойная работа у наших летчиков: и сбивать надо и охранять! Спросите, переводчик, почему Голлингера пытался убить его напарник?
— Генерал-фельдмаршал Рихтгофен отдал приказ: асы в плен не сдаются, они горят или разбиваются. Но дело не только в приказе. Как выясняется, Голлингер и Реб тайно враждовали между собой из-за наград.
— Ясно… Продолжайте опрос.
— Пленный рассказывает: в начале мая его сорок вторая истребительная эскадрилья стояла в Крыму и находилась в резерве главного командования. В конце месяца она перебазировалась в район Брянска, а потом — Глазуновки, где в рощах и оврагах укрыто много немецкой пехоты и танков.
— Узнайте, переводчик, что видел пленный под Брянском, какие там работы ведет противник?
— Вблизи аэродрома, в лесу, Голлингер наблюдал, как саперные батальоны строили большой концлагерь. Обер-лейтенант беседовал с саперами, они сказали ему: «Сам «фюрер» приказал строить. В лагере будут содержаться русские армии, попавшие в котел под Курском».
— Как бы не сварился в этом котле сам Гитлер, — усмехнулся подполковник. — Но лагерь… Это любопытная деталь…
Гайдуков спрятал блокнот с записями. Кое-что из рассказов летчика могло пригодиться. Он взялся за фуражку.
— Разрешите откланяться, спешу в авиаполк, — сказал офицерам и вышел из штаба.
Гайдуков попал на аэродром в тот
Летчики были радостно возбуждены, говорили громко, энергично жестикулируя. Отовсюду слышалось:
— Сбили…
— Расстреляли…
— Заставили хейнкелей сбросить бомбы в реку.
Уже третий час гремело воздушное сражение. Подбитые юнкерсы срезали крыльями придорожные вербы. В полях валялись искореженные останки дорнье и мессершмиттов. Сгорели и разбились десятки самолетов со свастикой и черными крестами, а генерал-фельдмаршал Рихтгофен поднимал в воздух все новые стаи пикировщиков. С ними вступили в бой краснозвездные «ястребки». И резервные фашистские эскадры не могли разрушить и сжечь русский город.
Гайдуков торжествовал.
Курск оставался по-прежнему неприступной крепостью.
Гайдукова окликнули.
— Белов! Я к тебе, дорогой… Ну, как дела? Рассказывай.
— Бьем гитлеровцев! Истребитель мой — как штык, ни одной царапины. Напарник — орел. Сегодня сбили с ним четыре самолета. Поздравь Березко, он к высокой награде представлен.
— Поздравляю! Я уверен, старший лейтенант станет автором статьи… — хитро прищурился Гайдуков.
— Сбить самолет могу, а вот статью написать… — Березко развел руками.
— Поможем тебе. — Белов дружески похлопал по плечу напарника. — Будем живы — напишем, Гриша!
Вечером, побывав в штабе воздушной армии, Гайдуков торопил в пути шофера:
— Ковинько, жми, наверстывай! Надо сдать срочный материал в номер. Десять часов гремело небо, и вот мы везем в редакцию весть о победе!
— Сколько ж самолетов на Курск налетало?
— Семьсот семьдесят.
— А сбили?
— Сто шестьдесят!
— Ого! Это срубили… — И впервые в поездке осторожный Ковинько мчался со всей скоростью.
Ветер врывался в кабину и освежал горячий лоб. Гайдуков мысленно верстал полосу: «Очерк Белова «Победа в Курском небе» — это подвал… На две колонки станет статья Березко, а там пойдут рассказы других летчиков… Есть полоса!»
Далеко на юге вспыхивали зарницы. Там медленно двигались грозовые тучи.
11
«Вот он, разбитый полустанок, и главная примета — под насыпью обгорелый паровоз. Здесь надо встать!» И как только шофер затормозил на повороте, майор Солонько спрыгнул с машины.
Гремя на ухабах, тяжелый грузовик потащил за собой хвост коричневой пыли.
Дмитрий стоял на опушке леса, раздумывая о том, по какой дороге идти. «Если будешь держаться железнодорожной ветки, то сделаешь лишних километров пять, — вспомнил он наставление Гайдукова, когда тот объяснял ему дорогу в корпункте. — Шагай смело по лесной тропинке, десять минут ходьбы — и ты в редакции!»
Вечерело. Тихо шумели вековые дубы, раскинув под облаками шатры темной, сочной зелени. За насыпью опускалось солнце. Над хлебами в густом разливе багрянца резвились ласточки.