Квантовая механика
Шрифт:
– Придётся. Теперь я буду учиться на курсах за нас двоих.
И она кладёт свою головку мне на плечо. Это так неожиданно, что я никак не реагирую. К тому же мне как обычно кажется, что то, что происходит, будет происходить вечно. Независимо от поступков, которые мы совершаем или не совершаем.
Мы вместе доходим до остановки, вместе доезжаем до метро. А потом прощаемся после того, как Ленка даёт мне номер своего телефона.
Путешествие в метро мне кажется особенно приятным; его не омрачает даже то, что мне впервые пришлось заплатить за проезд: не мог же я перепрыгнуть через турникет при Ленке, а потом сразу же удрать по эскалатору вниз.
На Ленинградском вокзале встречаю Михалыча с Трофимовым. Подозреваю, что они были сильно обеспокоены моей задержкой, иначе как объяснить,
* * *
В следующую субботу еду на курсы без настроения. Предстоящие занятия кажутся бессмысленными. Но я понимаю, что курсы – это едва ли не единственный мой шанс поступить в институт, потому что конкурс должен был быть огромным, а мои способности к изучению некоторых предметов и моя усидчивость оставляли желать лучшего.
Голигрова ещё вчера попросила нас «не отрываться от коллектива и подойти к станции пораньше», поэтому мы вновь едем с ней в одной электричке. Она договорилась о встрече нашего класса аж с самим ректором. Я не слышал, чтобы ректор принимал у себя в кабинете представителей других школ, поэтому в который раз отмечаю про себя хитрость и коварство нашей классной руководительницы.
В кабинете ректора нас любезно встречает Рыбалка. Насколько она безжалостна, строга и бесцеремонна с нами, абитуриентами, настолько же она ласкова, услужлива и раболепна перед ещё более наглыми, чем она сама, людьми. На фоне Голигровой Рыбалка кажется маленькой проказницей.
Рыбалка рассаживает нас на заранее подготовленные стулья. В общей сложности нас пятнадцать человек, не считая классной руководительницы. Остальные наши одноклассники либо изначально отказались ездить на курсы, либо бросили это дело после первого месяца. Рыбалка расспрашивает нас о Зеленограде, интересуется, не устаём ли мы каждую субботу мотаться сюда, в общем, всячески раболепствует перед нами, вернее, перед Голигровой.
– Чего только не сделаешь ради образования, – говорит Голигрова не очень-то воодушевлённым тоном.
В кабинет то и дело заглядывает Дима, но никто не реагирует на него: Дима вообще человек незаметный и совершенно непопулярный в этом вузе. И должность у него, в общем-то, ничего не значащая и ничего не решающая. Подозреваю, что институт специально нанял Диму на случай, если на курсах произойдёт какое-нибудь нежелательное событие, например, если родители какого-нибудь абитуриента пожалуются в суд на недобросовестное оказание педагогических услуг. Или если возникнут проблемы с Министерством образования. Или если кто-нибудь из преподавателей возмутится условиями, в которых вынужден работать с учениками подготовительных курсов. Если что, всегда можно будет свалить всю вину на Диму.
Через пять минут нашего сидения в кабинете ректора заходит Лидия Петровна. Ещё через пять минут – заместительница ректора Мария Алексеевна Сойка. До этого я лишь в самую первую субботу учебного года видел эту Сойку, когда она вкратце рассказала нам перед самой первой лекцией о преимуществах, которые имеют студенты этого вуза перед всеми другими студентами. Тогда она показалась мне довольно интеллигентной женщиной, но при этом не лишённой определённых деловых качеств. Если все преподаватели и мелкие руководители в этом институте производили впечатление немного неотёсанных, но по-своему ярких индивидуальностей, то Сойка казалась женщиной серьёзной, но в то же время способной, что называется, войти в шкуру любого человека «со странностями», коими, несомненно, являлись почти все преподаватели и половина студентов, и всячески поддержать их начинания.
Наконец заходит и старый пердун ректор. Он из кожи лезет, чтобы показаться нам энергичным человеком, и видно, что вся энергия, заключённая в этом куске сморщенной плоти, уходит именно на то, чтобы казаться суперкрутым мужиком с свои семьдесят с лишним лет.
– Приветствую вас, – говорит ректор, при помощи громкого голоса пытаясь рассеять туман, препятствующий работе мысли. –
– Борис Сергеевич, – говорит Рыбалка, – думаю, надо начать беседу с описания достоинств нашего института. Наш институт…
– А ну цыц! – возмущается старый пердун. – Галина Ивановна, вы бываете порой несносны. Неудивительно, что многие студенты вас недолюбливают. Господа устали с дороги из Зеленограда, а вы им собираетесь рассказывать всякую банальную чушь, которая наверняка известна всем старшеклассникам и их родителям. – И, обращаясь к нам, с заискивающим, извиняющимся выражением лица: – Галина Ивановна не знает этого института так хорошо, как знаю его я. Здесь прошли лучшие мои годы! И я никогда не позволю, чтобы в моём присутствии об этом институте говорили шаблонно, официально-деловым стилем. Это совершенно особенное место, и никакое Министерство образования не заставит меня выстраивать отношения в этом институте между студентами и преподавателями, между преподавателями и руководством, между потенциальными работодателями и студентами так, как это выгодно этому Министерству. Здесь совершенно особый климат, и учатся здесь совершенно особые люди. Проблемы, которые возникают в нашем институте, мы решаем сами, без вмешательства выше стоящих органов. Каждый студент, каждый абитуриент имеет право в этом вузе озвучить свою точку зрения, поделиться своим видением будущего института и педагогического процесса в целом. Разногласия с руководством даже приветствуются. Сейчас хотят ввести всякие ЕГЭ, чтобы в институты набирали тех, кто способен поставить галочки в правильных местах; оценки им будет ставить компьютер. Но это же смешно! Здесь, в этом институте, такого никогда не будет, пока ректором являюсь я! Чтобы стать студентом этого вуза, надо доказать свои способности, свою готовность быть полезным институту и обществу в целом, а не только каким-то идиотским министерствам и их не менее идиотским компьютерам. В министерствах сидят идиоты!.. – И старого пердуна здорово разносит.
Когда он, наконец, заканчивает разносить в пух и прах выше стоящие инстанции и грядущие реформы в образовании, все уже чувствуют себя неловко, кроме Рыбалки. Эта лупоглазая ведьма, кажется, радуется каждому новому слову своего босса. Ничего удивительного нет в том, что эта Рыбалка находится на таком хорошем счету в этом институте: надо же старому пердуну ректору держать в своём царстве змеюку, которая подчёркивала бы доброту царя на фоне злых бояр.
– Борис Сергеевич, – говорит Голигрова, когда старый пердун угомонился. – Мы выбрали ваш вуз именно потому, что здесь, как нам кажется, индивидуальный подход к каждому абитуриенту. – Вот жирная свинья! Чувствую, как Михалыч наступает мне на ногу. – Неслучайно нашим девизом является «Мы яркие личности». У многих из нас имеются определённые заслуги. Например, Денис Голигров работал с младшеклассниками, занимая должность помощника тренера по регби. – «Ага, лучше расскажи, жирная свинья, о том, что твой Дениска сам был посредственным регбистом, который стабильно сидел на скамейке запасных, а тренерский штаб, в котором он типа работал, в полном составе сейчас сидит в тюрьме, после того как главный тренер по-пьянке пырнул кого-то ножом, а старший тренер с помощником подрались с группой студентов. То же мне заслуга! – А ещё вот у нас есть…
И Голигрова начинает нести такую чушь в стиле «мы такие крутые», «мы не курим, мы не пьём», что мне аж становится стыдно находиться в этом кабинете. Она даже вспоминает, как когда-то мы целым классом оставались после уроков, чтобы поиграть в мафию и другие подобные игры. Какое отношение наша сплочённость имеет к институту, к образованию? И вообще кому это может быть интересно? Неужели Голигрова пытается своей открытостью вызвать сочувствие у руководства института? Пытается привлечь к себе внимание с помощью своей «простоты», которая на самом деле является не простотой, а самой настоящей наглостью? Никак иначе поведение нашей расчётливой классной руководительницы невозможно объяснить. Думаю о том, что этот день, скорее всего, последний, когда Елена Александровна ездит на курсы с нами: должна же быть у человека совесть.