Квинтет из Бергамо
Шрифт:
— Это еще кто?
— Полиция!
— Успокойтесь! С чего бы им меня трогать?
— Потому что они догадались, что это ты убил Софью, ведь она хотела отнять тебя у меня!
— Да замолчите вы! Совсем свихнулась, бедняга! Ну-ка, выходите отсюда вон!
А с порога за всей этой сценой с улыбкой наблюдал комиссар Чеппо.
— Ma che! Разве можно, синьор профессор, с вашими-то титулами, так неучтиво обходиться с пожилой дамой?
Потом, минуту помедлив, вежливо добавил:
— ...пусть даже она и считает вас убийцей?..
—
Донна Клелия изобразила реверанс комиссару, потом послала веронцу воздушный поцелуй и проговорила:
— Если они засадят тебя в тюрьму, я буду тебя навещать... а если оставят на свободе, то не забудь, Серафино, что сегодня вечером мы с тобой должны, наконец, уехать в Мантую, ты помнишь?
И она незаметно и быстро, как мышка, выскользнула из комнаты.
— Ну, что вы на это скажете, синьор профессор?— поинтересовался Даниэле Чеппо, покрепче закрывая за ней дверь.
— Не думаю, чтобы вы придавали хоть малейшее значение тем небылицам, которые рассказывает эта несчастная... К тому же она постоянно называет меня Серафино, хотя у меня совсем другое имя.
— А как насчет Аминторе?
— Не понимаю, что вы имеете в виду.
— Просто мне хотелось бы узнать, а Аминторе ваше настоящее имя? И действительно ли ваша фамилия Роверето?
— Не понимаю вашего вопроса.
— А что тут не понимать? На этот вопрос можно ответить только либо «да», либо «нет»... Ну так как же?
— Конечно, меня зовут Аминторе Роверето, и я имею честь быть профессором средневековой археологии в Неаполитанском университете, что, впрочем, достаточно убедительно подтверждают и мои документы.
— Все это, синьор, выглядит гораздо менее убедительно, чем вам бы хотелось, потому что мы звонили в Неаполь и там нам сказали, что поста, о котором вы только что упомянули, там вообще не существует и в довершение всего никто никогда не слышал о человеке по имени Аминторе Роверето. Что вы на это скажете?
В глубине души Тарчинини проклинал неуместное усердие своего бергамского коллеги. Тот же все никак не унимался.
— Человек с подложными документами, который присваивает себе какое-то фальшивое звание, выдает себя то за холостяка, то за отца многочисленного семейства, который все время ходит и расспрашивает людей о парне, которого несколько дней назад нашли убитым... согласитесь, есть чем заинтересоваться полиции... Как вы считаете?
— Пожалуй.
— В таком случае, как вы все это можете объяснить?
— Думаю, лучше, если вы попросите объяснений у комиссара Манфредо Сабации.
— Что-о-о?.. — подскочил Даниэле Чеппо.
Веронец приложил палец к губам, призывая собеседника к молчанию, рванулся к двери и, резко распахнув ее, обнаружил на пороге донну Клелию.
— Они не обижают тебя, Серафино? — плаксиво пробормотала она. — Может, мне
— Нет, все в порядке... лучше пойдите отдохните... чтобы быть в форме, когда настанет время нашего отъезда.
— Как ты думаешь,— лицо старухи сразу засветилось,— может, мне надеть то белое платье, которое было на мне, когда мы с тобой познакомились?
— Отличная мысль...
И, хлопая в ладоши, она стремглав убежала прочь. Тарчинини еще раз проверил дверь, потом снова подошел к полицейскому и вполголоса поинтересовался:
— Так что, вы хотите знать, кто я есть на самом деле?
— Был бы просто счастлив.
— Комиссар Ромео Тарчинини, из веронской уголовной полиции, по просьбе комиссара Сабации направлен в Бергамо со специальным заданием разоблачить преступную группу торговцев наркотиками, убивших инспектора Велано и Эрнесто Баколи.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Комиссар Даниэле Чеппо на пару секунд потерял дар речи, потом, слегка оправившись от изумления, воскликнул:
— Ma che! Этого не может быть!
— Очень даже может! Естественно, у меня нет при себе никаких документов по причине, которая должна быть для вас совершенно очевидной. Однако вы в любой момент можете позвонить Сабации, и он подробнейшим образом опишет вам мой портрет...
— Для успокоения совести, синьор комиссар, я так и сделаю, но я уже и без того нисколько не сомневаюсь, что имею честь разговаривать со своим глубокоуважаемым веронским коллегой, о котором очень много слышал, и всегда только одни похвалы.
Тарчинини принял скромный вид, который шел ему, как бретонский чепчик карабинеру, и вяло запротестовал:
— Я всегда, синьор комиссар, только исполнял свой долг — долг, и, пожалуй, еще чуточку удачи...
Даниэле Чеппо не мог вытерпеть такого самоуничижения, Ромео стоял на своем. Последовал бесконечный обмен любезностями, в результате которого комиссар бергамской полиции поинтересовался у веронского мэтра:
— Ну и что же? Удалось вам что-нибудь выяснить в этой истории с торговлей наркотиками?
— Пока что нет, но я надеюсь.
— Что ж, в добрый час!.. А как насчет этой женщины, которая повесилась?
— Думаю, обычная ревность, а вы как считаете?
— Ревность?
— Ну да, говорят, ее муж, дон Марчелло, поддерживал весьма близкие отношения с Терезой, их служанкой.
— Кто знает... Правда, мне тут сказали — вернее, намекнули — что есть и более правдоподобное объяснение...
— Неужели!..
— Да, похоже, этот Эрнесто Баколи, который жил в этом доме и которого нашли потом убитым, был не лишен известной привлекательности...