La Cumparsita… В ритме танго
Шрифт:
— Я виновата. Да, да, да! Все знаю! Вот такая я жестокая женщина, которая не заслуживает ничего хорошего, а только порицания и бесконечных допросов с вашей, мужской, стороны. Сколько можно мне об этом говорить, напоминать и вскрывать только затянувшиеся раны? Я тебе призналась! Все рассказала! Что еще ты хочешь? Я не смогу вернуть то, что погибло не один десяток лет назад… Пусти!
Похоже, она там с кем-то борется, потому как в свой динамик я слышу очевидную возню и бормотание с мышиным писком:
«Папа, папочка, нет, нет, отпусти, пожалу-у-у-у-йста-а-а-а…».
— Добрый день
— Здравствуйте, Алексей Максимович, — уставившись стеклянным взглядом в стену, двумя пальцами растираю себе бровь.
— Неудачное время для задушевных бесед, — хмыкает мой тесть.
— Согласен, — спокойно поднимаюсь и, расправив ноги, неспешно направляюсь к выходу из раздевалки.
— Встретимся вечером? Найдешь для меня время?
— Где?
— Я подъеду через пару-тройку часов. Будешь дома?
Вскидываю руку и рассматриваю шевеление минутной стрелки.
— Да, конечно.
— До встречи, там и поговорим, — отец прощается и отключает связь.
Все кончено? Жена настойчиво хочет развода? Пищит о расставании и кричит о том, какой я несговорчивый козел. А у меня вечернее свидание с ее папашей?
— Пап… — мальчишеский голос останавливает меня уже возле машины на парковке.
— Угу? — не оглядываюсь на сына, вожусь с дверным замком двери автомобиля.
— Ты не останешься? — Кирилл подходит со спины ко мне, обнимает длинными руками, сжимает и заваливается всей массой на меня. — Мы решили отпраздновать в тесном кругу. Что скажешь?
— Без меня, старик. Нужно ехать, — прижимаю рычажок и открываю свою дверь.
— Ты не рад? — сын отстраняется и становится рядом. — Что-то случилось? — краем глаза замечаю, как он всматривается в мой профиль, как ищет несостыковки и какие-то несовпадения с моим состоянием и реакцией на чересчур волнительное событие.
— У меня дела, сынок.
— Пап?
— Что? — обратив к нему свое искореженное злобой лицо, рявкаю, что есть моей голосовой силы. — Что еще нужно?
— Я могу помочь? Ты расстроен чем-то…
Помощь от сопливого мальчишки с женщиной, которую я до безумия люблю и которую, по-видимому, смертельно обидел? Его помощь с моей Дашей?
— Нет, — сильно сглатываю и отворачиваюсь от своего ребенка. — Мне нужно домой. У меня встреча…
— С Дашей?
— Что ты хочешь, Горовой? — забираюсь в салон машины, пока вожусь с ремнем, прислушиваюсь к тому, что сын пока не говорит. — Ну? Скорее формулируй! Время деньги!
— Отец, я хочу быть с тобой, а ты…
— Извини, — прикрыв глаза, через зубы произношу. — Мне, действительно, некогда. В запасе есть только три часа. Всего лишь три…
Мальчишка топчется возле широко распахнутой двери водителя, переминается и судорожно перебирает пальцами. Кирилл сминает жесткую, почти фольгированную, ткань своего комбинезона, оттягивает на бедрах брюки, а затем теребит собачку на огромной молнии.
— Ты молодец сегодня! Победа чистая, — пытаюсь успокоить нервный импульс у ребенка, который сам же вызвал несколько секунд назад.
— Но ты, по-моему, не рад? — шепчет мальчик. — Третье — не первое, да?
— Рад, сын, рад! Отличный
Младший быстро наклоняется и просовывается ко мне в салон:
— Я люблю тебя, отец. Только тебя!
— Не обижайся, — говорю ему на ухо, в то время как живой рукой терзаю жесткий, но немного влажный мальчишеский затылок. — Мне пора, Кирилл! Встретимся на тренировке?
— Хорошо. Я буду ждать. Удачи, папа! А Даше огромный привет и «чмоки-чмоки» в щеку. Расскажи ей, что я занял третье место. Пусть она лайкнет фотки и репостнет событие, если ее, конечно, это не затруднит. Кстати, ты так и не подписался на меня, а Дашка со мной френдит по полной программе.
Утвердительно киваю головой, подмигиваю и искривляю губы.
— Обязательно, Горовой! Я подпишусь, клянусь. И все передам Даше…
Как только увижусь с ней!
Большая скорость, грудной, почти грассирующий голос моей машины, стабильный неподвижный руль, мягкий ход и слишком низкая посадка для случайных выбоин и бордюров особо крупной величины… Накручиваю круги по безлюдному сегодня серпантину. Дорога чистая и без случайных одноразовых попутчиков. Я плавно разгоняюсь до предела и то и дело прикрываю глаза. Рассматриваю темное и влажное полотно сквозь ресницы. Я засыпаю, сладко млею и хочу увидеть сновидение…
Я встретил свою Дашу, когда уже не думал о том, что смогу кого-то полюбить. Грозная, неулыбчивая для меня, зато смеющаяся для кривоногих и блатных клиентов, маленькая девочка с завитыми темными волосами, подобранными в высокий хвост. Она настоящая красавица — моя неприступная кумпарсита, аргентинский огонек…
Золотой босоножек с тонким каблучком в виде изящной узкой рюмочки, пластиковая защита, надетая на темную набойку, частые тугие ремешки, впивающиеся в немного смуглую кожу танцевальной ножки и высокий, сильно выгнутый подъем. Даша вытягивает носок и, невысоко подняв свою красивую конечность, рисует словно диковинным спирографом чудной узор. Она вращается, а я слежу за тем, как двигаются ее губы, проговаривая музыкальный счет, как прикасаются женские ладони к несильно раздающейся груди, как двигаются ее бедра, как колышутся за чересчур глубоким декольте идеальные полушария, растирая о парчовый лиф идеальные соски. Жена танцует, царапая прозрачным пластиком капот Камаро. Смеется детка, щурит взгляд и закусывает нижнюю губу. Даша поднимает руки и тянет лямки ярко-алого платья вниз. Оголяет свою грудь, дразнит, приглашает, завлекает, соблазняет и… Убивает телом! Я так ее хочу…
Не отрываясь взглядом от танцовщицы, вращающейся на носу моей машины, живой рукой отстегиваю карабин своего ремня безопасности и откидываюсь головой на подголовник водительского кресла. Медленно убираю правую руку с рулевого колеса, которой принудительно снимаю левый хват. Громко выдыхаю и плотно закрываю глаза.
Свет! Слепящий, яркий, безобразный и стерильный… Снимаю габариты, отключаю фонари и мягче, но сильнее давлю на газ. Машина рыкает, словно сглатывает бензиновый, застрявший в металлическом горле, ком, и резвее рвется в бой.