La Cumparsita… В ритме танго
Шрифт:
«Молода для материнства? Есть где-то установленные возрастные нормы в этом деле? Хотел бы с ними ознакомиться! Возраст согласия на секс был достигнут, ты забеременела, а значит, жила с мужчиной по доброй воле и взаимному согласию. Ты подлавливала вечно падающую самооценку? Хм? Вообще, не аргумент! Могу привести простой пример, жена. Я! Я стал отцом в восемнадцать лет, а Вика родила в том же возрасте, в котором ты, по-видимому, в долбаные бирюльки играла? По-моему, я сейчас все верно подсчитал?» — муж выплевывал слова, словно пули в патронник загонял. — «Она родила Кирилла и вышла замуж за меня. Мы прожили с ней четыре года. Пусть недолго, Даша. Что ты улыбаешься
«Яросла-а-а-а-в!» — я вклинивалась в обличительные тирады, по странному стечению обстоятельств восхваляющие его бывшую жену, как самую лучшую и самоотверженную мать на свете, и воспевающие собственный отцовский подвиг, и в то же время унижающие меня, как взбалмошную девицу с нездоровым самомнением. Господи! Отцовский подвиг восемнадцатилетнего мальчишки? Похоже, Горовой этим статусом до сих пор гордится — молодой родитель, только-только подтянувший с губ молочную слюну.
«Так почему же вы с ней развелись, раз жили душа в душу, да еще и сыночка завели. Не угодила чем-то? Или быт заел? Неземное чувство сдохло через пресловутый третий год? До пятилетки не дотянули? Или Вика сама от тебя ушла?» — выкрикнула я.
«Закрой рот, Даша!» — Ярослав оскаливался и, сжав руки в огромные полуживые кулаки, грозно надвигался на меня. — «Ты не любишь детей! Так же когда-то сама мне говорила? Мол, ты их не хочешь, не понимаешь этой радости, не просыпается долбаный инстинкт. А как ему проснуться, если ты его убила! Просто-таки живьем похоронила! Вырвала с корнем, когда сделал аборт. Кто отец? Ответь, пожалуйста, и закончим на этом».
«Какая разница?» — я просто не хотела говорить и резко затыкалась. Не видела в том какого-либо смысла. Ей-богу! Кому какое дело, раз все закончилось несколько лет назад. Но после корявых и унижающих меня, как женщину, грубых безобразных слов, я все же выкрикнула ему в лицо имя и фамилию мужчины, чьего ребенка недолго носила под сердцем. Горовой презрительно скривился, выгнул бровь и отвернулся от меня.
«Ярослав… Ярослав… Ты ведь просил назвать… Что теперь не так?» — только и шептала я.
Муж тяжело дышал, вздрагивал, почесывал затылок и прикрывал живой рукой свое краснеющее то ли от стыда, то ли от злости перекосившееся лицо.
«Это был бы чужой ребенок, милый» — я подошла тогда к нему и лбом уткнулась в мужскую твердую спину, аккуратно продавливая позвоночный столб между оттопыренных лопаток. — «Чужой! Ты бы… Разве ты… Господи, да поговори со мной!».
«Достаточно того, что он был твой, Даша. Мне этого с лихвой достаточно! Понимаешь? А ты… Ты решила за малыша, за себя и меня, и, очевидно, за того мужчину! Карим? Назин?» — задрав голову, вытянув шею, по-волчьи раздувая щеки, как будто что-то припоминал Ярослав. — «Это ведь тот, который…».
«Это прошлое, Горовой! Смирись, пожалуйста. Ты когда-то мне сказал, что можешь забыть, простить, понять абсолютно все. Напомнить, как ты убеждал меня в том, что все неважно, что было у твоей жены в далеком прошлом, раз в настоящем времени она с тобой! Ты мыл меня, мочалкой сдирая тот мертвый запах, которым меня пометили случайные кобели. Тщательно очищал мою кожу, чтобы не слышать тот неприятный аромат, которым ты не мог дышать» — кричала я, разглядывая его спину. — «Повернись ко мне! Ну-у-у-у? Я так противна?».
А потом мой муж ушел! Схватив ключи от своей любимой машины, натянув на плечи пиджак, он вылетел из собственного дома, словно увидел в комнате безобразное привидение недостойной его высшего общества женщины, убивающей свое потомство по прихоти или из-за отсутствия ума и сострадания.
Куда
Муж не вернулся через жалкий час! Тогда я написала сообщение в наш чат с просьбой о прощении и скорейшем возвращении ко мне, но в ответ получила оглушающее и слишком очевидное молчание. Он не прочел мое послание и не перезвонил, чтобы предупредить о своем местонахождении и намерении. В томительном ожидании живого чуда я вынужденно провела еще пару часов, а затем вызвала такси и приехала к родителям в свой старый дом. Я бросила мужа или осуществила всего лишь инфантильный зеркальный жест?
Теперь вот отца интересует, что будет с нами дальше? Впору пожать плечами и отвернуться, чтобы от стыда в его присутствии не сгореть, потому как я ничегошеньки не знаю, не предполагаю и больше даже не мечтаю. С некоторых пор боюсь на будущее загадывать и что-то конкретное этому человеку, да и самой себе, обещать. Была слишком слабая надежда на торжественный вечер по случаю очередной женитьбы дяди Сережи. Думала, что в окружении близких и любящих меня людей смогу, сдюжу, пересилю себя и заткну несмолкающий внутренний голос, который с каждым днем нашей вынужденной разлуки звонче верещит о том, что я не заслуживаю такого скотского отношения, что я права, что надо бы все забыть и начать слабое движение к счастливой жизни. Мои медитативные мероприятия проходят зря и ничего не выходит, а я впустую растрачиваю драгоценную, ничем невосполнимую попытку на сближение. Все кончено! Горовой — жесткий человек, который не способен простить мою ужасную, почти смертельную ошибку, хотя почти два года назад заверял, что и такое ему вполне под силу…
— Я думаю, что нам нужно расстаться. Развестись, понимаешь? Так будет правильно. Только…
Отец громко хмыкает и подкатывает глаза, показывая всем своим видом, как сильно он не согласен с этим предложением.
— Причина какая?
— Пап… — бухчу под нос. — Она слишком очевидна. Пожалуйста, не заставляй меня еще раз…
— Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой? По-твоему, этого достаточно? Что муж говорит? Поддерживает твоей мятущейся души порывы? — по-видимому, отец на полную громкость включил поэтическую часть себя.
— Мы сильно поругались.
— И только? Не удивила, детка. Это даже Серый без моих объяснений догнал.
— Пока ничего не обсуждали, но так будет лучше для всех.
— Вряд ли, рыбка. Это очень вряд ли! Не мешало бы немного побороться за свое? М? Ты так не считаешь?
— Борьба нужна, когда есть шанс…
— А что, шансов больше нет, Смирнова?
— Пап… — обижаюсь на свою девичью фамилию и специфически отстаиваю права Ярослава.
— Я начинаю привыкать к тому, что в скором времени ты снова станешь моей девочкой. Поэтому без обид, Дари-Дори! Смирнова Даша — моя старшая доченька. Детка была замужем и там носила другую фамилию, но сейчас…