Лабиринты фей

Аристова Валерия

— Ничего страшного, Изабель, — говорит он, ища на земле свой серый балахон, — это все ерунда. Главное, что ты теперь понесла. И что к Рождеству у нас будет сын.

…

— Она подтвердила, она беременна.

Франсуа стоял у зеркала и смотрел в зеленые глаза прекрасной Диоргиль.

Диоргиль усмехнулась. Губы ее скривились в улыбке, но глаза были пусты, будто зеленые омуты.

— Ты сделал все правильно, Франсуа, — сказала она, —

я уверена, что и дальше ты будешь делать все правильно.

Франсуа положил ладонь на зеркало.

— К Рождеству у меня будет сын, — проговорил он, — и...

— -Я сама все решу, — Диоргиль коснулась рукой зеркала, там, где была его рука, заставив стекло зазвенеть серебром, — поверь мне, у нас все получится.

Глава 8. Клятва Франсуа

К Рождеству у нее будет сын... Изабель сидела на своем любимом балкончике и смотрела вдаль, на море. Вчера Франсуа отвез ее в замок, а сам куда-то исчез, занеся ее, еле живую от усталости, в комнату и положив на кровать. Он и сам выглядел не лучше. Весь в крови, которая проступала и через серый балахон, бледный и измученный, он поцеловал жену, снял с нее грязную сорочку, и накрыл одеялом. Изабель сомкнула глаза и тут же заснула без сновидений. Проснулась она ближе к вечеру, кое-как оделась и теперь сидела на балконе, не зная, как воспринимать все, что с нею произошло. Она не понимала, где сон, а где явь, что ей приснилось, а что — нет. Она нашла свою окровавленную сорочку, и понимала, что действительно куда-то ездила ночью с Франсуа, и была уверена, что зачала ребенка. Или про ребенка ей тоже привиделось?

Изабель поднялась и отправилась к Франсуа. Что она спросит у него? То, что отложилось в ее памяти было больше похоже на фантазию и сон, чем на то, что могло произойти на самом деле. Как отреагирует он на ее вопросы, если они окажутся ее фантазиями?

Франсуа в его комнатах не было. Изабель замерла, открыв дверь, и долго осматривалась, постепенно понимая, что все-таки то, что казалось ей сном, было явью.

Вся спальня графа де Муйен была в кровавых следах. Алые разводы были на кровати, на полу, на стенах, где он облокотился рукой. Изабель закусила губу, понимая, что потеряв столько крови, муж ее должен быть уже без сознания. Возможно, он умирает где-то, или... Она заметалась по комнатам, пытаясь понять, где его искать и можно ли сообщить о том, что она увидела, старой графине. В этот момент дверь распахнулась и в покои ворвался его слуга.

— Мадам, мадам! — закричал он, радуясь, что встретил ее, хотя лицо его было бело от ужаса, — только молчите, только ничего не говорите никому! Нужно спасти господина графа! Только вы можете ему помочь!

— Что нужно делать? — спросила Изабель.

Слуга быстро собирал какую-то одежду, связывая ее в большой узел.

— Я уже думал, что не найду вас..., — он смотрел на Изабель, будто оценивая ее, — идемте, мадам.

Изабель последовала за ним, совершенно ничего не понимая. Они выскочили из замка с черного хода, пошли по знакомой Изабель дороге, и вскоре очутились на тропе с колючими кустами, а после перебрались через бурный поток.

Франсуа лежал на другом берегу. Изабель разглядела его фигуру, распростертую на земле в сумраке опускающегося на лес вечера, и бросилась к нему, прыгая с камня на камень, будто делала это каждый день. Она не замечала препятствий, объятая ужасом, боясь, что Фраснуа мертв.

Он

был жив. Изабель и слуга перевернули его на спину. Вся его одежда совершенно мокрая. Видимо он переходил поток вброд и падал, поднимался и падал вновь. Изабель заглянула в его мертвенно бледное лицо. Приложив руку к его груди, она почувствовала, как бьется его сердце.

— Франсуа! — позвала она, и он медленно приоткрыл глаза.

Изабель, обрадованная, сжала его руки.

— Принеси воды из источника, Изабель, — прошептал он непослушными губами.

Ничего не спрашивая, молодая женщина бросилась вверх по тропе со ступенями, схватила серебряный ковшик и, зачерпнув воды из бассейна, пошла вниз.

Когда она вернулась, граф был обнажен по пояс, и слуга продолжал раздевать его. Все тело его было в крови, черные волосы липли к лицу, а яркие синие глаза смотрели на Изабель с такой мольбой, что она с трудом сдержала слезы.

— Что я должна делать, дорогой мой? — спросила она, садясь рядом с ним.

Слуга откинул мокрую одежду в сторону. Франсуа остался совершенно обнажен, и Изабель видела, что все тело его было словно изрезано ножом. Странные фигуры кровоточили и совершенно не затянулись с тех пор, когда она видела их впервые.

— Надо омыть его водой, — сказал слуга.

— И петь, Бель, — прошептал Франсуа, — пой, умоляй их помиловать меня... И... — он откинулся на камень, у которого сидел, — если я умру, ты должна выполнить то, в чем поклялся я...

— Ты не умрешь, — она омыла его лицо из котелка, — ты будешь жить!

— Поклянись, что сделаешь это!

— Хорошо. Клянусь! — сказала она, чтобы его успокоить, — что я должна делать?

— Ты должна принести новорожденного сына в церковь, но не крестить его. Постоишь и выйдешь с ним, и придешь сюда. И пусть Мартин наречет ему имя стоя у источника. И только потом крести ребенка, если захочешь

— Что? — она отпрянула.

Глаза его внимательно смотрели на нее.

— Я обещал, Изабель. Я клялся. И ты сделаешь это. Иначе... Иначе ты даже не представляешь последствий...

— Но это... это ересь, Франсуа! — испуганно сказала она.

Губы его сложились в некое подобие улыбки.

— Хуже, Бель, хуже...

Он закрыл глаза, и слуга сделал Изабель знак, показывая, что она должна обтереть кровоточащее тело мужа водой из ковшика.

Изабель стала черпать воду рукой, и размазывать по его телу вместе с кровью. Тело графа пылало, будто было раскалено, как горячий камень.

— Надо петь, — сказал слуга, — иначе ничего не выйдет.

— А что петь? — спросила она.

— Как сказал месье. Просите помиловать его, затянуть раны.

И она запела. Слова сами собой возникали у нее в голове, а голос был чист и силен, будто Изабель долго готовилась к пению, разучивала песню, будто она всегда пела, сидя у ручья и поливая водой окровавленное тело мужа. В душе ее разливалась радость и благодарность, и слова, слова, рождались и выплывали наружу, наполняя собой все вокруг.