Лаборатория империи: мятеж и колониальное знание в Великобритании в век Просвещения
Шрифт:
Если цифры и помогают проследить какую-либо стратегию «улучшений» в Горной Стране и укрепления лояльности горцев Ганноверской династии на британском престоле, то прежде всего они указывают на важность целенаправленной, последовательной, активной хайлендской политики Лондона, которая бы создавала условия, необходимые для реализации различных прожектов социальной инженерии в Хайленде.
Однако те же цифры не обязательно свидетельствуют о важности администрирования и реформирования теми способами, с помощью которых осуществлялась эта политика. Впрочем, уже тогда было безоговорочно принято, что повсеместно наблюдаемое социально-экономическое расслоение в местной среде и отказ многих вождей и их кланов от открытой поддержки дела изгнанных Стюартов есть определяющие характеристики горцев, вступивших на цивилизующий путь «улучшений».
На практике это означало, что большинство комментаторов утратило понимание многообразия якобитского движения (присутствовало ли таковое когда-либо?), увлекшись обобщениями по поводу хайлендского «варварства», хотя внимательный анализ показывает, что нередко они исходили как раз из данных по отдельным регионам края и кланам (именно так обстоит дело с сочинениями Дэвида Брюса и Никола Грэма из Гэртмора).
В социально-экономическом, политическом и культурном отношении шотландские горцы, конечно, не были едины; единство им придавали лишь обобщения (в том числе в области политэкономии гэльской окраины). Вместе с тем именно такой формализованный подход к решению «Хайлендской проблемы» и являлся сутью политической арифметики Горной Страны, предназначавшейся скорее для расчета формулы успешной
В этом смысле неудивительно, что сами реформы, предлагавшиеся авторами сочинений подобного рода, так же как и в случае с цифрами, отражавшими «состояние» кланов, представляли собой во многом лишь ожидавшуюся перспективу перемен, заявленных Лондоном [747] . Соответственно в основу реформаторских проектов, связанных с социальной инженерией Хайленда, была положена «политика населения», а меры по «улучшению» морали и быта горцев представляли собой форму ее практической реализации.
747
Предположительный и рекомендательный характер комментариев к социальной инженерии в Горной Стране — отличительная черта подавляющего большинства мемориалов, посвященных «Хайлендской проблеме».
Традиции камералистики и полицейских практик регулярного государства раннего Нового времени в этом смысле оказались для британских властей гораздо важнее, чем идейные новации эпохи Просвещения [748] . Вырабатывать же конкретные направления «политики населения» предполагалось как раз при помощи политической арифметики Хайленда.
Комбинируя различные социальные и экономические, религиозные и этнические, политические и правовые критерии, власти пытались найти приемлемое решение «Хайлендской проблемы» в терминах топографии и статистики, административной этнографии, особых правовых отношений и культурной специфики. Возникновение государства современного типа сопровождалось растущим интересом к подсчету численности населения, когда статистика превратилась в средство отображения королевских и/или имперских реалий, а политическая арифметика являлась программой преобразования этих реалий (таким был британский пример и в Ирландии, и в Горной Шотландии).
748
Об этом же в более широком ключе пишет Марк Раев, утверждая, что «практика и интеллектуальные предположения характерной для XVII века формы абсолютизма, выразившиеся в камералистском и полицейском законодательстве, сделали более важный (и более ранний по времени) вклад в дело придания динамичного импульса процессу модернизации общества, чем идеи философов XVIII столетия. Придав этим более ранним стимулам новую риторическую форму, Просвещение, как представляется, было лишь реакцией на вступление Европы на современный путь развития, а не предпосылкой этого процесса» (Раев М. Указ. соч. С. 78).
Все большее распространение получал взгляд на территорию и население как на совокупность единиц, поддающихся исчислению и классификации («досье» на кланы Дэвида Брюса). Как уже было многими замечено, эта тенденция вписывалась в международный контекст. Статистический подход в деятельности современных европейских государств накладывал глубокий отпечаток на используемые ими методы управления. В XVII–XVIII вв. сформировалась и традиция статистической репрезентации населения. Составление мемориалов, рапортов, обозрений было единственной крупной аналитической операцией, которая обеспечивала все эшелоны администрации сведениями о жителях Хайленда [749] .
749
Одни и те же комментарии представляли Хайленд ответственным чинам на уровне как военной и гражданской администраций в Шотландии, так и правительства в Лондоне, являясь одновременно руководством к действию на местах для управляющих конфискованными имениями и командиров многочисленных военных отрядов, разбросанных по Горной Стране после военного разгрома якобитов в 1746 г.
Статистика шотландских кланов приносила ответы на ряд проблем, связанных с ходом продвижения реформ, образовательной и религиозной политикой, демографическим потенциалом тех или иных кланов Хайленда. На местном уровне она служила более конкретным целям, помогая определять объемы финансирования школ с обязательным преподаванием на английском языке, число протестантских священников и управляющих конфискованными имениями [750] . При этом помимо информативной эти комментарии играли и правовую роль, так как фиксировали принадлежность горца к тому или иному клану (если речь идет об обозрениях, составленных до принятия в 1747 г. акта об отмене наследственной юрисдикции), к той или иной социальной группе — рядовым клансменам, тэкменам, вождям и магнатам (если речь идет о мемориалах, составленных после отмены наследственной юрисдикции и ликвидации военных держаний) [751] .
750
Так, например, Дэвид Брюс предлагал определенные суммы финансирования деятельности преподобных и учителей приходских школ в Хайленде, исходя из необходимого для успешной евангелизации (важной составной части «цивилизации» края) количества этих приходов, которое, в свою очередь, высчитывалось исходя из установленной численности населения гэльской окраины, а также количества частных хозяйств в конфискованных имениях или на землях Короны вблизи от прихода (THS. Р. 154–156). О том же, а также о повышении эффективности судебных преследований в крае (выделение новых судебных округов для заседаний Сессионного суда Шотландии в Горной Стране), исходя изданных о численности населения в каждом приходе, писали и более влиятельные персоны — командующие королевскими войсками в Шотландии и видные представители гражданских властей: Anne W. Memorial Concerning the Disaffected Highlands [вложено в: Duke of Albemarle to the Duke of Newcastle. Edinburgh, November 15, 1746] // AP. P. 309; Bland H., Fletcher A. Proposals for Civilizing the Highlands [вложено в: Lord-Justice Clerk to the Duke of Newcastle. Edinburgh, December 14, 1747] //AP. P. 487–488, 490; Memorial concerning the Highlanders, Sherifships, Vassalages and etc.: of Scotland. Edr. 25 Janr: 1725. 3. The Scroll of one sent of the above Duke to the Viscount of Townshend Secretary of State // NAS. MKP. GD 124/15/1264/4. В то же время Никол Грэм из Гэртмора акцентировал внимание в первую очередь на необходимости изменить характер экономического развития Горной Страны и отталкивался от данных социально-экономического анализа «Хайлендской проблемы» (Graham N. Op. cit. P. 355–359). Самый широкий подход к применению выявленных благодаря политической арифметике сведений в процессе социальной инженерии в Хайленде демонстрируют отчеты управляющих конфискованными имениями: Report to the King by the Commissioners for managing the Annexed Estates in Scotland. Edinburgh, November 5th, 1755 // BL. NP. Correspondence of the Duke of Newcastle. Add. Ms. 33,050. P. 433–440.
751
Британское государство в этом смысле пребывало в том же состоянии «поисков населения» на имперских окраинах — фиксации его численности, географии расселения, этнических, культурных особенностей — в административных, военных и фискальных целях, что и другие страны Европы: ср., например, с переписями ясачных народов и подготовкой этнографических карт в Российской империи в том же XVIII в.: Кадио
Но, кроме того, статистически организованные данные об экономическом уровне, политической ориентации, этнической, культурной и религиозной принадлежности горцев, как в «Горной Шотландии в 1750 г.», способствовали формированию представления о британской нации, основанного еще и на распределении населения в соответствии с тем или иным уровнем его «цивилизованности». Политическая арифметика Хайленда позволяла властям на конкретном и весьма актуальном (с военно-политической и, несколько позже, с колониально-практической точек зрения [752] ) примере уточнять набор характеристик идеального подданного — британца, которого власти желали бы видеть в метрополии, колониях и на гэльских окраинах [753] . Именно такую работу по конкретизации желаемой британской идентичности и административному воображению идеального подданного (одновременно как результат и активный участник колониальной экспансии Лондона) вели комментаторы в Горной Стране.
752
Фредрик Джонссон пишет о том, что во второй половине XVIII в. многие сторонники политики «улучшений» в Хайленде указывали, что властям следует обратить внимание не на далекие заморские колонии, а на Горную Шотландию, способную стать экономически успешной, самодостаточной с точки зрения военной защиты и лояльной внутренней колонией (особенно актуальной такая риторика стала в связи с Войной за независимость американских колоний от британской Короны) (Johnsson F.A. Op. cit.). Справедливости ради следует отметить, что в действительности эти идеи высказывались и прежде, хотя и не занимали особого места в дискурсе «Хайлендской проблемы». Так, Данкан Форбс из Каллодена после подавления мятежа якобитов в 1746 г. писал о Горной Стране в контексте колониального сравнения с британскими Индиями, а инспектор конфискованных имений в крае Дэвид Брюс задавался в 1750 г. вопросом: «Разве Британия не вкладывает гораздо большие суммы в колонии за океаном, которые и вполовину не так важны, как цивилизация и улучшения этой части Британии, которая сама так долго досаждала и служила укором народу?» (Forbes D. Memorial Anent to the True State of the Highlands… P. 175–176; THS. P. 160).
753
Подробнее о формировании британской идентичности в контексте истории становления Британской империи см.: Colley L. Britons: Forging the Nation 1701–1837. London, 1992; Clark J.C.D. Protestantism, Nationalism, and National Identity, 1660–1832 // THJ. Vol. 43. No. 1 (Mar., 2000). P. 249–276; Conway S. War and National Identity in the Mid-Eighteenth-Century British Isles // EHR. Vol. 116. No. 468 (Sep., 2001). P. 863–893; Steffen L. Defining a British State. Treason and National Identity, 1608–1820. Basingstoke; New York, 2001. P. 69–98; Plank G. An Unsettled Conquest: The British Campaign against the Peoples of Acadia. Philadelphia, 2001; Kidd C. British Identities before Nationalism. Ethnicity and Nationhood in the Atlantic World, 1600–1800. Cambridge, 2004; Bergmann M.D. Being the Other: Catholicism, Anglicanism and Constructs of Britishness in Colonial Maryland, 1689–1763. PhD Thesis. Washington State University, 2004; Stanwood O.C. Creating the Common Enemy. Catholics, Indians and the Politics of Fear in Imperial North America, 1678–1700. PhD Thesis. Northwestern University, 2005; Plank G. Rebellion and Savagery: The Jacobite Rising of 1745 and the British Empire. Philadelphia, 2006; McNeil K. Scotland, Britain, Empire. Writing the Highlands, 1760–1860. Columbus, 2007; Muller H.W. An empire of subjects: Unities and disunities in the British Empire, 1760–1790. PhD Thesis. Princeton University, 2010. О современном академическом и контекстном историческом понимании категории «подданный» в Великобритании в XVIII в. см.: Baranger D. Dossier: Citizenship II The Eighteenth-Century Citizen // European Review of History: Revue europeenne d’histoire, 7: 2 (2000). P. 251–259. О понимании подданства в Европе в Новое время см., напр.: Fahrmeir A., Jones H.S. Space and belonging in modern Europe: citizenship(s) in localities, regions, and states // European Review of History: Revue europeenne d’histoire, 15: 3 (2008). P. 243–253. При этом мы оставляем в данном случае за скобками (хотя, разумеется, имеем в виду) поистине огромный историографический пласт литературы, посвященной проблеме формирования британской идентичности в более узком значении островной идентичности в рамках британского юнионизма. Об историографических особенностях изучения этой проблематики см. подробнее: Апрыщенко В.Ю. Указ. соч. С. 24–34.
При этом военные и гражданские чины, ответственные за умиротворение и «цивилизацию» края, и заинтересованные представители местных сообществ также внесли свой вклад в это начинание, в полемике мемориалов и рапортов способствуя, в свою очередь, прояснению образа идеального управляющего и претендуя на то, чтобы быть таковым в представлении Лондона. Этот заочный, а иногда и открытый спор между вождями, чинами и генералами о том, кто лучше справится с решением колониальных и окраинных проблем, во многом был спровоцирован значительной ролью, которую военные сыграли в решении «Хайлендской проблемы». Правительству предстояло взглянуть на хайлендскую политику как на политику кадровую.
Глава 4
РЕФОРМИРУЯ ПЕРИФЕРИЮ: РЕШЕНИЯ «ХАЙЛЕНДСКОЙ ПРОБЛЕМЫ»
Для «шотландских» чинов, их агентов и информаторов, Короны и правительства в Лондоне умиротворение и «цивилизация» Горной Шотландии являлись в равной мере и практической (военно-политической, социально-экономической), и теоретической (идеологической, морально-нравственной) проблемой. Вопросы, связанные с политэкономией «Хайлендской проблемы», оказывались неотделимы от общего взгляда на строй цивилизации в Горной Стране, в конечном итоге обосновывая претензии заинтересованных сторон на компетентное управление гэльской окраиной.
Неприязнь британских администраторов к феодально-клановой системе объяснялась не только сомнениями в лояльности многих вождей, магнатов и их вооруженных «приверженцев». Вожди и их «дунье-вассалы» олицетворяли собой тот тип управления, который ставил под сомнение цивилизаторские способности ответственных за умиротворение Горного Края чинов и перспективы заключенной в 1707 г. Англией и Шотландией унии.
Кроме того, Лондон, разумеется, не желал мириться с наличием конкуренции государственной власти со стороны института наследственной юрисдикции и баронских судов. Представление о Хайленде кланов как о заповеднике исторически изживших себя «варварских» норм и традиций отчасти было данью эпохе Просвещения и распространенным стереотипам восприятия горцев. Однако нельзя отрицать подпитывавшейся этим соображением веры администраторов в Горной Шотландии в модернизационный, «цивилизующий» потенциал Великобритании.