Лавка колониальных товаров
Шрифт:
— Так вот, о чем это я? Ага, отдадим, значит, восемьсот и у нас остается целы семь тысяч сто двадцать, из которых, если вычесть ваши пятьдесят «масляных», останется семь тысяч семьдесят. Продолжать дальше или ты уже усек.
Бобров, слушая Серегины рассуждения, уже давно пришел к выводу, что он располагает вполне приличной суммой на завтра. Действительно, не будут же строптивую рабыню с явными следами побоев, а Бобров не сомневался, что девчонка строптива, продавать за тысячу драхм. А коль так, то и дальнейшие планы остаются в силе.
Бобров сразу повеселел и сказал
— Да все я усек. Так ты пойдешь со мной утром?
— Обижаешь начальник, — сказал Серега. — Куда ж я денусь. Кстати, а не отужинать ли нам по этому поводу?
— А давай, — не стал противиться Бобров.
Вечером же, сразу после плотного ужина, выпроводив женщин, которые, по общему мнению, и здесь Бобров, Серега и Никитос были солидарны, ничего не смыслили в финансах, Бобров приступил к справедливому дележу. На стол была вывалена груда серебряных монет.
Бобров поморщился и заявил, что всегда был против того, чтобы менять товары на вес металла. А на удивленный вопрос Никитоса, мол, а на что же их менять, только махнул рукой.
— Номинал он имел в виду, — пояснил Серега, но распространяться не стал, чем вверг Никитоса в еще большее недоумение.
Которое, однако, быстро прошло, когда Серега, согласно раскладу, обсужденному с Бобровым, придвинул ему груду монет. Бедный грек, еще несколько дней назад практически нищий как церковная мышь, а теперь имеющий во владении, пусть и номинальном, приличный дом и вдобавок большую кучу серебра, просто онемел.
— Ну что, доволен? — спросил Серега, аккуратно сгребая остальные деньги в специальный ящик.
Никитос истово закивал, не в силах вымолвить слова.
— Это еще чего, — сказал Серега многообещающе, закрывая крышку. — Завтра после обеда пойдем с тобой к одному человеку договариваться насчет виллы. На том самом мысу, что я тебе показывал. Помнишь? Ты же у нас гражданин Херсонеса, не так ли? Так что готовься, будешь еще и владельцем виллы. Номинальным конечно, но, представь, как изменится твой статус.
На бедного Никитоса невозможно было смотреть. Он едва держался на стуле и был бледен, как хитон.
— Ладно, иди, — милостиво разрешил Серега. — Порадуй жену и дочек. Деньги не рекомендую все светить. Заначку оставь.
Никитос, прижимая к груди мешок с деньгами, попятился к дверям, как будто был на приеме у царя персидского. Бобров все это время сидел молча. Потом сказал устало:
— Ну и цирк ты здесь устроил.
Серега ухмыльнулся.
— А правда, здорово получилось. Теперь Никитос и его семейство наши преданные сторонники.
— За такие деньги любой твоим сторонником станет.
— Что поделать, — деланно вздохнул Серега. — Идеи-то подходящей у нас нет. Вот и приходится за деньги.
— Идеи нет, — словно бы про себя сказал Бобров.
… Утром Бобров проснулся чуть свет. Окно их спальни выходило на запад и только слегка посерело, но каким-то шестым чувством Бобров знал, что на востоке уже занимается заря. Серега спал со вкусом, съехав с высокого изголовья местного ложа так, что ноги свисали. Но ему это было до светильника. Бобров даже позавидовал, потому что сам так не
От нечего делать, потому что сейчас ложиться спать ему категорически не хотелось, Бобров стал бродить по периметру перистиля. Намотав кругов с десять, он пошел на кухню. Зиаис уже что-то варила и жарила, и на очаге в закрытой посуде аппетитно шкворчало и пахло. Рядом был пристроен котелок с водой. Зиаис учитывала странные вкусы старшего хозяина, каковым она считала Боброва.
— Не кипела еще? — спросил Бобров, имея в виду воду.
— Нет, — мотнула головой женщина.
Слово «господин» в общении с Бобровым и Серегой она опускала, видя, что оно им не нравится. Ей это казалось странным, но ее мнения никто не спрашивал. Бобров вздохнул и вышел. Взглянув на часы, он чуть не взвыл. До восьми, когда начинал работать рабский рынок, было еще полтора часа. Бобров огляделся, ища, что бы сломать, но его отвлекла выглянувшая из дверного проема кухарка.
— Александров кипяток готов.
Бобров обрадовался случаю хоть чем-то заняться и заварил себе чай по-крепче. Подождав пока напиток приобретет кирпичный цвет и поделившись с кухаркой, оказавшейся неожиданной поклонницей чая, он уселся в перистиле в надежде скоротать время хотя бы до завтрака.
…До ворот идти было минут двадцать, если совсем не спешить, но Бобров рвался выйти пораньше и Серега не стал ему препятствовать, хотя и поворчал для порядка. Ну и, конечно же, они пришли на место намного раньше, чем открылись торги. Бобров сразу успокоился и принял свой обычный вид достойной уверенности, всем видом демонстрируя, что ему на все плевать. Серега даже позавидовал и постарался ему в этом подражать. Они отошли подальше и принялись рассеянно оглядывать все кругом, делая вид, что они здесь люди совершенно случайные. А между тем под стену стали выводить рабов и начали подтягиваться покупатели.
Рынок был более многочисленный, чем прошлый раз и над ним повис легкий гул голосов. Бобров, внимательно следивший за воротами, в то время как Серега просто рассматривал толпу, первым заметил толстого пожилого мужчину, одетого как свободный, который вел на веревке, накинутой на шею, давешнюю девчонку. Бобров толкнул Серегу и кивком показал ему на эту пару. Серега вгляделся и присвистнул.
— Шеф, а у тебя губа не дура.
— У меня не только губа не дура, — проворчал Бобров, но уточнять не стал.
А между тем, мужик подтащил девчонку к ряду продающихся женщин и встал там, оглядываясь. Видно было, что у него к поручению душа не лежит, и он рад всучить свой товар любому, кто даст нужную цену. Серега сказал:
— Шеф, не нервничай. Я сейчас этого козла умою.
И направился к цели неспешно, но была в этой неспешности целеустремленность осадной башни и попадавшиеся Сереге на пути люди торопились уступить ему дорогу, да еще и оглядывались. Бобров, считая дело решенным, с интересом и удовольствием смотрел ему вслед.