Льдом и мечом

Фомин Олег Геннадьевич

Показывается берег, в два слоя — снизу толстая шкура бурого, почти черного, на ней зеленая пленка.

«Шкура» оказывается высоченным утесом, едва не упирается в небо, сплошная темная стена тянется от края до края, валит катастрофической мощи водопад, грохот такой, будто боги пытаются просверлить мир насквозь, а сверло — вот оно, дико вращается, дымится облаками искр. Спрутов придавило бы ко дну за полминуты.

Удараг ведет гигантов сквозь арочный туннель радуг, в опасной близи от убийственного водяного луча, спруты

бросают щупальца вверх, кончики цепляются за береговые выступы, словно верхолазные крючья ассасинов.

Саффлы поднимаются по скользким столбам как по канатам, держаться помогают присоски, один за другим, медленно, но верно, переваливают за ломаную грань утеса. Эгорд и Тиморис висят на спине Ударага, тот методично выгибает закрученные в пружины щупальца, вновь сжимает, тело плавно подтягивается.

Спрыгивают на берег. Впереди джунгли: мясистые листья размером с одеяла, узловатые тросы лиан, мох даже на змеях, те висят как настенные прутья для факелов, смотрят на гостей черными бусинами.

Люди и саффлы гладят спрутов прощальными взглядами.

— А они могли бы забраться? — Тиморис указывает на широченную реку, мать водопада, та с ревом рожает новые и новые километры его тела. — Поплыли бы цепочкой…

«Могли. Но они и так помогли больше, чем мы смели надеяться. Не нужно втравливать в войну с демонами. Эта месть только наша».

— Мда, они симпатяшки, — улыбается Тиморис. — Только если не хотят кушать…

Спруты кружат в прощальном танце симметричной фигурой: то ли цветок, то ли снежинка, но скорее всего — морская звезда. Исчезают под водой, остаются быстро тающие пенные шапки…

— Ну, хоть одежду высушу, — весело говорит Тиморис.

Саффлы разбредаются группами по джунглям, Эгорд и Тиморис изучают лабиринт зелени с Ударагом, Эгорд впереди, суша для бывшего человека Ударага теперь — стихия чужая. Пересекаются с другими отрядами саффлов, грузным существам трудно двигаться в тесноте деревьев, сквозь путы лиан.

Проносится крылатая тень.

Все ныряют под широкие листья…

Дракон растворяется на краю неба. Интересно, в лагере Зараха уже знают об их неоговоренном дипломатическом визите?

Выходят к реке. Потоки бешеные, как свора голодных белошерстых собак. На берегу лишь Эгорд, Тиморис и Удараг, остальные прячутся в деревьях, на случай появления драконов.

«По джунглям двигаться трудно и медленно, — подытоживает Удараг. — К тому же, есть опасность наткнуться на демонов, все же их земли, а в чащах демоны гораздо маневреннее нас».

— И как быть? — Тиморис хмурит лоб.

«Поплывем по дну реки. Это и быстрее, и безопаснее, вряд ли у демонов есть подводные войска. Но как плыть вам?»

— Да-а, вопрос… — Воин почесывает голову, не сразу доходит, что на ней — шлем, сплевывает. — Не хочется бежать вдоль берега, не угонимся, да и ящерки увидят.

«Жаль, что вы не саффлы».

— А ты чего молчишь, кладезь

безумных идей? — Тиморис толкает Эгорда.

Тот задумчиво смотрит в реку, краешки губ потягиваются вверх:

— Есть мысль.

Вскоре Эгорд и Тиморис плывут по дну внутри светового шара, в невесомости. Удараг впереди, щупальца оплетают сферу, тянет легко и быстро, как пустую скорлупу. Следом плывут саффлы.

— А эта штука выдержит? — опасливо спрашивает Тиморис.

Руки Эгорда приподняты, ладони сияют.

— Не бойся, я не забываю подпитывать.

— Какая-то она тонкая.

— Чтобы проходил воздух.

— А откуда в воде воздух? — Тиморис глядит на Эгорда, словно тот осел и вдруг заговорил по-человечьи.

— Ну ты же еще не задохнулся, — усмехается Эгорд. — Я сделал самый слабый щит, под мелкоскопом как сетка. Кусочки воды не пролезают, а воздушные летят свободно. Да сам погляди.

— Какой умный, однако, а с виду не скажешь, вон как мечом машешься!

Пузырьки облепляют сферу как мох, прозрачные жемчужины воздуха громоздятся слоем толщиной с увесистую книгу, с мелодичным звоном множатся, растут, вихрями уносятся ввысь.

Россыпи пузырей не мешают любоваться дном. Рельеф удивляет формами и расцветками. Если мучит жажда увидеть кашу из всего на свете: из гор, равнин, холмов, каньонов, зарослей, — добро пожаловать на дно. Розовые бутоны грибов, водоросли, похожие на приплюснутых червей, колонна вертикальных столбиков разной высоты из чего-то красного и каменистого, сталагмиты с винтовой нарезкой и колониями хищных сияющих жгутиков… Чего только нет!

Рядом извиваются в подводном полете саффлы, грузных жертв магического эксперимента не узнать: гибкость, скорость, синяя кожа в воде переливается серебристыми огоньками. Ротовые щупальца сомкнуты в подобие клюва, веера и шипы сложены, а щупальца спины закрывают неуклюжие ноги в длинный острый кокон, тот гнется как хвост, саффлы похожи на идеально обтекаемых рыбин. Вокруг спиралями кружат верные младшие спутники. Медузы, лентообразные змеи, кальмары, — как живые щиты.

Над головами преломляется небо. На его белом фоне течение видится узорчатыми линиями, как зимой на стекле. Иногда пролетают тени, сердце тревожно замирает, нельзя понять, кто — мелькающая близко над водой стрекоза, летящая поверх деревьев птица или парящий в облаках дракон.

Летучих силуэтов с каждым часом больше.

Ночью сфера горит ярче, пятна света в черно-синей воде видятся в мельчайших черточках.

Тиморис дрыхнет, медленно качается в воздухе, свернувшись как в утробе.

Саффлы плывут сверху, как потолок.

«Чтобы драконы не увидели свет», — объясняет Удараг, без устали тянет пузырящийся шар.

— Думаю, все равно заметно. — Эгорд глотает бодрящее зелье. — В такой тьме даже светлячок виден на горизонте, а уж драконы наверняка видят в темноте превосходно.