Льдом и мечом
Шрифт:
Показывается берег, в два слоя — снизу толстая шкура бурого, почти черного, на ней зеленая пленка.
«Шкура» оказывается высоченным утесом, едва не упирается в небо, сплошная темная стена тянется от края до края, валит катастрофической мощи водопад, грохот такой, будто боги пытаются просверлить мир насквозь, а сверло — вот оно, дико вращается, дымится облаками искр. Спрутов придавило бы ко дну за полминуты.
Удараг ведет гигантов сквозь арочный туннель радуг, в опасной близи от убийственного водяного луча, спруты
Саффлы поднимаются по скользким столбам как по канатам, держаться помогают присоски, один за другим, медленно, но верно, переваливают за ломаную грань утеса. Эгорд и Тиморис висят на спине Ударага, тот методично выгибает закрученные в пружины щупальца, вновь сжимает, тело плавно подтягивается.
Спрыгивают на берег. Впереди джунгли: мясистые листья размером с одеяла, узловатые тросы лиан, мох даже на змеях, те висят как настенные прутья для факелов, смотрят на гостей черными бусинами.
Люди и саффлы гладят спрутов прощальными взглядами.
— А они могли бы забраться? — Тиморис указывает на широченную реку, мать водопада, та с ревом рожает новые и новые километры его тела. — Поплыли бы цепочкой…
«Могли. Но они и так помогли больше, чем мы смели надеяться. Не нужно втравливать в войну с демонами. Эта месть только наша».
— Мда, они симпатяшки, — улыбается Тиморис. — Только если не хотят кушать…
Спруты кружат в прощальном танце симметричной фигурой: то ли цветок, то ли снежинка, но скорее всего — морская звезда. Исчезают под водой, остаются быстро тающие пенные шапки…
— Ну, хоть одежду высушу, — весело говорит Тиморис.
Саффлы разбредаются группами по джунглям, Эгорд и Тиморис изучают лабиринт зелени с Ударагом, Эгорд впереди, суша для бывшего человека Ударага теперь — стихия чужая. Пересекаются с другими отрядами саффлов, грузным существам трудно двигаться в тесноте деревьев, сквозь путы лиан.
Проносится крылатая тень.
Все ныряют под широкие листья…
Дракон растворяется на краю неба. Интересно, в лагере Зараха уже знают об их неоговоренном дипломатическом визите?
Выходят к реке. Потоки бешеные, как свора голодных белошерстых собак. На берегу лишь Эгорд, Тиморис и Удараг, остальные прячутся в деревьях, на случай появления драконов.
«По джунглям двигаться трудно и медленно, — подытоживает Удараг. — К тому же, есть опасность наткнуться на демонов, все же их земли, а в чащах демоны гораздо маневреннее нас».
— И как быть? — Тиморис хмурит лоб.
«Поплывем по дну реки. Это и быстрее, и безопаснее, вряд ли у демонов есть подводные войска. Но как плыть вам?»
— Да-а, вопрос… — Воин почесывает голову, не сразу доходит, что на ней — шлем, сплевывает. — Не хочется бежать вдоль берега, не угонимся, да и ящерки увидят.
«Жаль, что вы не саффлы».
— А ты чего молчишь, кладезь
Тот задумчиво смотрит в реку, краешки губ потягиваются вверх:
— Есть мысль.
Вскоре Эгорд и Тиморис плывут по дну внутри светового шара, в невесомости. Удараг впереди, щупальца оплетают сферу, тянет легко и быстро, как пустую скорлупу. Следом плывут саффлы.
— А эта штука выдержит? — опасливо спрашивает Тиморис.
Руки Эгорда приподняты, ладони сияют.
— Не бойся, я не забываю подпитывать.
— Какая-то она тонкая.
— Чтобы проходил воздух.
— А откуда в воде воздух? — Тиморис глядит на Эгорда, словно тот осел и вдруг заговорил по-человечьи.
— Ну ты же еще не задохнулся, — усмехается Эгорд. — Я сделал самый слабый щит, под мелкоскопом как сетка. Кусочки воды не пролезают, а воздушные летят свободно. Да сам погляди.
— Какой умный, однако, а с виду не скажешь, вон как мечом машешься!
Пузырьки облепляют сферу как мох, прозрачные жемчужины воздуха громоздятся слоем толщиной с увесистую книгу, с мелодичным звоном множатся, растут, вихрями уносятся ввысь.
Россыпи пузырей не мешают любоваться дном. Рельеф удивляет формами и расцветками. Если мучит жажда увидеть кашу из всего на свете: из гор, равнин, холмов, каньонов, зарослей, — добро пожаловать на дно. Розовые бутоны грибов, водоросли, похожие на приплюснутых червей, колонна вертикальных столбиков разной высоты из чего-то красного и каменистого, сталагмиты с винтовой нарезкой и колониями хищных сияющих жгутиков… Чего только нет!
Рядом извиваются в подводном полете саффлы, грузных жертв магического эксперимента не узнать: гибкость, скорость, синяя кожа в воде переливается серебристыми огоньками. Ротовые щупальца сомкнуты в подобие клюва, веера и шипы сложены, а щупальца спины закрывают неуклюжие ноги в длинный острый кокон, тот гнется как хвост, саффлы похожи на идеально обтекаемых рыбин. Вокруг спиралями кружат верные младшие спутники. Медузы, лентообразные змеи, кальмары, — как живые щиты.
Над головами преломляется небо. На его белом фоне течение видится узорчатыми линиями, как зимой на стекле. Иногда пролетают тени, сердце тревожно замирает, нельзя понять, кто — мелькающая близко над водой стрекоза, летящая поверх деревьев птица или парящий в облаках дракон.
Летучих силуэтов с каждым часом больше.
Ночью сфера горит ярче, пятна света в черно-синей воде видятся в мельчайших черточках.
Тиморис дрыхнет, медленно качается в воздухе, свернувшись как в утробе.
Саффлы плывут сверху, как потолок.
«Чтобы драконы не увидели свет», — объясняет Удараг, без устали тянет пузырящийся шар.
— Думаю, все равно заметно. — Эгорд глотает бодрящее зелье. — В такой тьме даже светлячок виден на горизонте, а уж драконы наверняка видят в темноте превосходно.