Льдом и мечом
Шрифт:
Водопад с четырех сторон. К низу белоснежные потоки расширяются, сливаются в один, кажется, что огромный туннель из воды.
Эгорд снимает щиты, счастливый вой Тимориса глохнет в шуме, воин старательно смывает вонючую зеленую пакость под водяным обстрелом, капли прошивают всю ширину бездны.
Ниже вода распыляется на туман, Эгорд шепчет заклинания, одно улучшает зрение, другое заставляет облака слегка расступиться: выступов вроде бы нет…
Туман позади.
Заново родившийся Тиморис доволен как сытый лягушонок.
— Лететь еще долго? — спрашивает,
— Половину, — отвечает Милита, пальцы скользят по клинку лука, фиолетовое пламя затачивает лезвие.
— Ого! А кажется, падаем целую жизнь. Или наоборот — минуту…
— Слабость смертных. — Милита переворачивается на спину, руку за голову, вторая крутит лук словно тросточку. — Нежить смотрит на время трезво. Потому и не влипает в дерьмо.
— Не такая уж и причина, чтобы подыхать. — Тиморис отворачивается, жует припасенный хлеб, запивает вином.
Эгорд выпивает флакончик бодрящего зелья, закрепляет ремни снаряжения.
«Вновь добрались до портала, — сообщает Удараг. — Взяли темного мага в плен, допрашиваем. У него неслабая ментальная защита, значит, есть что скрывать. Надо взломать его разум».
Тиморис пытается справить малую нужду, его нелепо выгнутая фигурка кружит где-то высоко, иногда оглядывается, корчит рожу заговорщика, мол, тихо Эгорд, а то еще дохлая обернется…
Возвращается в звено, довольный до ушей, пихает Эгорда в бок, подмигивает, тайный план удался.
— Штаны завяжи, — без оглядки усмехается Милита.
Тиморис вздрагивает, глаза навыкат, руки ныряют вниз.
Стены по-прежнему в темно-серых пористых пучках, переходят в нахлесты протяжных языков, словно что-то текло и застыло.
Ниже — еще водопад, тоже по всей окружности.
Красивый, красный… Из лавы.
— Мать бесячья! — Тиморис шустро гребет ногами, будто хочет убежать по воздуху вверх.
Эгорд в очередной раз прячет его и себя в свет.
Милита падает вниз головой, похожа на ажурный наконечник стрелы. Лицо прорезают черные морщины — уцелеет, все-таки нежить, даже аппетит не пропадет, продолжит насмехаться над Тиморисом… Но от одежды и кожи вряд ли что-то останется, будет как полуразложившийся зомби.
Эгорд не хочет помогать, сейчас она узнает, каково это — лишаться плоти. В голове портрет Наяды худеет до костей, то же самое ждет Милиту.
Лицо бывшей сестренки еще свирепее. Глаза наливаются могильной чернотой, готова принять любые раны, лишь бы добраться до убийцы Витора. Полет ускоряется, силуэт обрастает фиолетовой энергией.
Ныряют в лаву.
Шар обтекают алые и оранжевые потоки, гуща хлюпает, кипит. Эгорд стискивает зубы от высокого звука — чудовищный жар съедает щит, пленка истончается, жгут ручьи пота… Лава утекает за спину, ветер срывает последние капли, вокруг — красный туман, полчища кровавых туч, рядом — щит Тимориса.
Вдалеке солнечная сфера Милиты.
Не сдержался. Да, теперь они по разные стороны, но вовремя пришла остужающая волна Ударага. А холод сказал: если бы не помощь Милиты,
Возвращение долгов, не более.
Лавовый туман сменяется прозрачным воздухом, Эгорд гасит щиты, от своего Милита избавляется сама, брезгливо стряхивает солнечную пыль, зло косится на Эгорда, мол, без тебя бы справилась. Летит поодаль.
Драконы летают через лаву спокойно. Наверняка, она зачарованная, своих не ест: вон ледяной — пролетает без вреда.
Все пронизано магией, и демонической, и темноорденской.
Драконы и пешки скоро уступят место их создателям… Вот тогда начнется грустное веселье.
— Куда ни плюнь, везде какая-нить бесятина! — выкрикивает Тиморис. — Слушай, Эгорд, тут на каждом шагу, то есть, лету, по три погибели, но надо бы как-то вздремнуть… Иначе с ума сойду!
— Не боишься? — удивленно спрашивает Эгорд.
— Ну ты ж, если что, разбудишь?
Спят по очереди: Тиморис, Эгорд. Одновременно не решаются — Милите не доверяют, та по-прежнему летит в стороне.
«Не волнуйся, буду в твоем разуме, — успокаивает Удараг. — Разбужу, если почую опасность».
Засыпать в полете необычайно легко, когда делаешь это целенаправленно. Даже приятнее колыбели. Если не видеть, что за кошмар: пещеры, драконы, ловушки, — творится вокруг, то воздух как пеленки, гул ветра усыпляет…
Вытряхивает из сна голос. Удараг предупреждает об угрозе? Но голос не в голове, откуда-то извне.
— Просыпайся! — Тиморис трясет за плечи. — Тут такое!
Стен больше нет, пустота. Почти пустота — каменный каркас, словно застывшая паутина или пчелиные соты, не только по всей высоте, башни ячеек уходят в глубину, растворяются за горизонтом.
Внутри — драконы, дракончики и яйца.
Взрослые теснятся на каркасах, как летучие мыши, перепархивают с ветки на ветку, порыкивают, наверное, от досады: не развернуть крылья во всю ширь. Мамаши в гнездах, заслоняют кожаными полотнами молодое поколение. Одни еще в скорлупе, здоровенные овалы разных цветов просвечивают, обнажая тени ящерок, корка местами в трещинках. Другие уже пищат, просят кушать, страшно представить, на сколько кусочков тысячи родителей растащили бы трех людишек, если бы не ментальный запрет Ударага. Дракончики делают первые неуклюжие попытки летать, сбиваются в стайки как бабочки.
— Ямор, сколько же этих гадин! — Тиморис вертится, будто собирается отбивать атаки отовсюду сразу.
— Главный козырь Зараха, — озирается Эгорд. — Не удивлюсь, если полсотни тысяч.
— Мы близко, — наконец подлетает Милита.
Спустя кошмарно долгие минуты — желания считать нет совсем — гнезда заканчиваются стенами из черного камня с блестящими крапинами, бездна похожа на звездную ночь.
Провал расширяется, но каменные наросты увеличиваются размерами и числом, из той же звездной руды, на сей раз обустроенные: из диких дугообразных перекладин выдолблены мосты с парапетами, из нагло выпирающих жирных глыб — площадки с арками, полумесяцы уступов и выступов превращены в завитки лестниц.