Льдом и мечом
Шрифт:
Ныряет в трещину выступа, поперечник в основании глыбы превращается в лед.
Эгорд закупоривается в шар света, тянется вниз до предела, сфера вытягивается в овал, разгоняется, лицо красное как полено из печи, от переносицы во все стороны бегут валики пота.
Врезается в ледяной фундамент выступа, щит вдребезги, лед — тоже. Глыба откалывается, тело на инстинктах вгрызается в огромный осколок, тот ускоряется.
Гул страшный. Ветер режет щеки, хочется провести рукой, не изодраны ли в кровь. Глаза будто
Бескрылая туша дракона чуть ближе, можно заметить шею, хвост…
Все равно медленно! Эгорд клянет черепашью скорость и эту жирную каменную улитку, что не может падать быстрее, в мыслях Тиморис успел задохнуться раз десять, Эгорд клеймит себя гнусными прозвищами, слезы до глаз не доползают, разгоряченное тело перехватывает, рекрутирует в армию пота…
«Нашему другу хуже. — Мысль Ударага врастает в извилины как железный снег. — Торопись. Попробуем заставить драконов помочь».
Эгорд в отчаянии бьет по камню кулаком, едва не срывается, пальцы вонзаются в уступ.
Дракон еще ближе, размером с орех, надо быстрее!
Встречные драконы пролетают рядом с падающим сородичем, стараются толкнуть крылом, гребнем, лапами, некоторые таранят в лоб, Удараг и правда воздействует. Туша замедляется.
Опустошенный воин-маг жаждет лишь забрать бездыханное тело друга, чтобы похоронить или предать освященному огню, хотя бы там, на дне царства зла, но не бросать гнить в брюхе ящерицы, словно кусок мяса!
Глыба догоняет дракона, Эгорд перепрыгивает, хватается за гребень.
Все кувыркается как спятившие песочные часы, руки и ноги покрываются ледяной щетиной, прикосновения превращают частички драконьей плоти в лед, воин-маг ползет по трупу как паук, хрустят отламывающиеся следы.
Доползает до брюха.
Ладони опускаются на толстые складки кожи, Эгорд старается замораживать только поверхность, не углубляться, чтобы не задеть друга.
Меч покидает ножны.
Рукоять долбит лед, звонко откалываются пластинки, Эгорд рычит, бьет раз за разом…
Толстокожий, гад!
Давай же! Ну!
Изнутри живот распарывает серп, брызжут куски льда. Эгорд спешно разламывает края раны, вываливается рука, серп в пальцах повисает безвольно, виден потускневший от желудочного сока шлем. Воин-маг запускает руки по плечи в теплую скользкую полость, мускулы взбухают, Эгорд тянет из мясного болота на пределе сил.
Вязь отпускает, вертикальный шторм отшвыривает Эгорда от дракона с телом в руках.
Тиморис без сознания.
— Очнись! — Эгорд трясет бывший драконий обед за плечи, обоих вращает, но Эгорду плевать, сосредоточен на Тиморисе, будто в комнате с камином, ковром и мягкими креслами. — Приходи в себя, Тиморис!
Хлещет друга по щекам. Тот весь в зеленоватой слизи, на лице и шее мелкие
Неужели опоздал?!
Ни пульса, ни дыхания…
— Здорово придумал, — беспечно говорит Милита, как оказалась рядом, не понять. — Что, этого болвана все-таки сожрали?
Внутри Эгорда пустота, нет сил даже убить эту назойливую мошку Милиту.
Тиморис, друг…
Нет…
— Не волнуйся, — ласково шепчет Милита на ухо безжизненному телу. — Сейчас скушаю, будешь как новенький. Тупить станешь меньше, что скажу — тут же сделаешь. Мясца только поубавится…
Тиморис глаза нараспашку, брыкается, серп свистит в месте, где Милита только что была.
— Я те щас поубавлю, дохлятина! — машет вслед кулаком.
— Ну ты и воняешь! — Милита кружит, хохочет. — Как из склепа.
— От покойницы слышу! — Тиморис осматривает себя, руки брезгливо разведены, словно пугало. — Ямор, сколько на мне дряни!
— Внутри гораздо больше, — заверяет Милита. — Особенно в голове и кишках.
— Знаешь по своему опыту? — скалится Тиморис.
Эгорд уже спокоен как океан, хотя только что хотел задать трепку обоим. Ветер глубин высушивает, охлаждает.
«Рад, что все обошлось, — согревает мыслью Удараг. — Трижды прошли через порталы, вновь начались дикие пустоши. Плывем по бурным рекам, тут красиво, тебе бы понравилось».
В голове расплывчатые видения: пещеры сплошь из кристаллов, синих, бирюзовых, прочих водяных оттенков, крошечные и с бревно, пирамидки и жерди, свет чудно преломляется, завязывается узлами, торчит узенькими иглами. Даже река — будто из алмазов…
«Благодарю, друг», — улыбается Эгорд.
«Увидел? — Ощущает ответную улыбку. — Мы сможем сюда вернуться, когда с Зарахом будет покончено».
Тиморис, кривя рожу, пытается очиститься, Милита комментирует, как именно, не расслышать, но ладошка то и дело прикрывает рот. Тиморис двигает челюстями так, что детеныш дракона влетит не задев края, бросает в Милиту пучки слизи, о содержании его пламенной речи догадаться нетрудно.
Стены меняются из каменных в кристаллические. Видимо, те залежи в пещерах, что показывал Удараг. Сперва отдельные кристаллы, затем сплошные нагромождения граней, игра белых и синих отблесков, выступы — тоже огромные кристаллы.
Эгорд пробует разбить льдом самый неудобный.
Между кристаллами вспыхивает перестрелка молний.
Троица летит сквозь живую электрическую сеть, Тиморис орет, Эгорд укрывает его и себя щитами.
— Да, тут не повоюешь, — говорит Милита, когда взбешенная преграда уносится за спины.
— Ямор дери, да сколько ж можно?! — вопит Тиморис, голова вертится, ищет, кого порвать в лоскуты. — Ящерицы, молнии… Когда уже будут цветочки и травка?
— Сейчас. — Эгорд указывает вниз. — Гляди!