Лед Апокалипсиса 3
Шрифт:
— Климентий, а ты любой голос можешь повторить? — обратился Кипп к планшету.
— Нет, не любой, — ответил ему планшет голосом самого Киппа.
Штрафник чертыхнулся.
— Клим Ворошилов, сколько нам до точки? — задал я практический вопрос.
— Три с половиной километра.
— Может стоит уже оставить белый модуль?
— Да, пожалуй, что расстояния будет достаточно.
Я плавно остановил грейдер. Руки трясутся, а лицо покрывает пот. Но это вирус, болезнь… мать её.
Открыв дверь, я неловко выбрался на улицу. Под утро ветер утих, а снег крупными
Снег, который стал настолько привычен. Снег, для которого у эскимосов была дюжина слов и все разные. Как я вас понимаю, товарищи эскимосы.
Я откинул кожух. Мог позвать Киппа, но стиснув зубы, делал всё сам.
Под кожухом грузовой отсек, в котором массивный, на пятнадцать килограмм, свёрток в белой ткани и пластике, заклеенный белым же скотчем.
Я поднял его плавно и так же аккуратно положил на снег, в десяти шагах от трассы, которую оставлял мой грейдер. Потом тронул наушник гарнитуры в ухе. Само собой, там у меня тоже был Климентий, клонированный на мой айфон.
— Есть связь, аппаратура работает?
— Да, Антоний, всё штатно.
— Теперь большая часть работы на тебе. Если что, поступай так, как умеешь.
Климентий не ответил. Иногда его молчание было более красноречивым, чем глупые слова.
Забираться в кабину я не спешил, смотрел и смотрел в горизонт. Светало и белое небо сливалось с белой же землёй.
Хлопнула дверь, ко мне подошёл Кипп.
— Начинается утро, товарищ Кипп.
— Что за философия? И что делать мне?
— Тебе? Рюкзак нести, конечно. Да, если возникнет шухер, то есть, критическая ситуация, плавно опускай его на пол.
— Рюкзак? Он важен?
— О да. Знаешь, даже лучше сразу опускай и сиди рядом. Да, пистолет сними с предохранителя. Мало ли как дипломатия попрёт.
— О чём мы будем договариваться?
— Не обижайся, Кипп, но ты просто помалкивай, лицо в виде стройматериала… Ты же понимаешь, что мы общаемся со злом, с теми, кто собирается убить нас всех. И нам почти нечего ему… им — предложить. Ну, кое-что есть, вполне эквивалентное нашим жизням. Ладно, чего мёрзнуть, перед смертью не надышишься.
Мы вернулись в грейдер, и покатились. Я забрал вправо, объезжая посёлок, полностью закатанный в снег и лёд, так, чтобы обойти тех, кто нас встречал. Ну не хотелось мне с ними встречаться.
Пока ехали, незаметно для Киппа достал из аптечки термометр и измерил температуру — почти тридцать восемь, так что пришлось принять ещё пару таблеток, рекомендованным самым безбожным из медиков, Климентием.
Некто Барс был прав. Три строения — заводские металлические цеха, пузатые и кубические, были не занесены и видны издалека и нам удалось добраться до них, что называется, незамеченными. Фактически это означало что будь вместо меня отряд спецназа с большим количеством патронов, можно было бы начать крошить Орду прямо сейчас.
Но вместо спецназа был я, больной и плохо соображающий, а также Кипп, заключённый, которому я не мог доверять. Что мы могли сделать? Конечно же мы могли всё испортить. Ведь если ты умеешь сделать всё плохо и очень плохо,
Никакой охраны снаружи не было. Следы, следы, несколько трупов, вмёрзших в лёд. Я старался об этом не думать. У меня своя миссия.
Мы доехали до пространства между зданиями и тут хаотично стояло достаточно много разномастной техники.
Если бы было время, я бы остановился изучить. Практически всё, куда падал взгляд, заполнено подвергнутой глубокой модернизации гражданской техникой, строительной, сельскохозяйственной, была даже парочка вездеходов-катерпиллеров, а также и крутые джипы, превращенные в утеплённые бигфуты. Наш грейдер стал с краю и ничем в этом нагромождении не выделялся.
А вот людей тут не было. Раннее утро, меньше шести утра. Время было выбрано не случайно.
У нас был выбор куда пойти. Цепочки следов вели и в правое для нас здание, и в левое. Я выбрал левое и Кипп вместе с рюкзаком пошёл следом.
Потянул дверь, шагнул в вонючие недра.
Тут было грязно и наплевано, то там, то тут попадались следы крови. И снова я старался не думать об этом. Болезнь, от которой меня бросало то в жар, то в холод, в этом немало помогала.
Мы принялись подниматься по лестнице, потому что куда идти — не понятно, а стоять и ждать чего-то глупо.
На третьем этаже нас окликнул недовольный властный голос. Мы остановились. Из темноты длинного как струна коридора к нам шагнул худой высокий мужик с автоматом на груди.
— Кто такие? Какая центурия? — рыкнул он.
— Ишь ты, центурионы, твою мать. Мы из главного управления.
— Чё ты буровишь? Вы новенькие, что ли? — он надвинулся так близко, что толкнул меня в грудь.
— Товарищ Кипп, сделай ему, пожалуйста, больно.
Заключённого всяк может обидеть. И заключённому, который был довольно-таки неслабым воином и далеко не приятным в общении человеком, трудно сдерживать гнев за год унижений. И он копит его в себе, копит.
И тут ему, то есть, Киппу, предоставляется возможность кому-то сделать больно. В большинстве случаев обычный человек стушуется и предложение ударить кого-то вгонит его в ступор.
Но не Киппа.
Он сцапал автомат левой рукой, просто прижал к груди чужака и резко, так быстро и часто, что у меня зарябило в глазах, стал бить автоматчика по лицу, что у того задёргалась голова. Измолотив его как грушу, Кипп потянул его к себе, потом тут же оттолкнул и впечатал в стену.
— Мы ищем Барса. Знаешь такого? — флегматично спросил я, а Кипп, который левой всё так же удерживал автоматчика, красноречивым жестом достал тесак.
— Он в другом корпусе, — чужак скосил один из глаз (второй заплыл и не видел) на тесак. — На втором этаже, у него свои личные покои. Они около столовки. Кто вы такие?
— Я же сказал, управление. Мы ваши боссы, просто ты настолько тупой, что не в курсе.
Кипп глянул на меня, словно спрашивая, может ли он сворачивать разговор, потому что он-то поговорить не был настроен. Я кивнул, мол, всё, а Кипп неуловимым движением снял с чужака автомат, развернул и ударил того прикладом в лоб.