Леди, леди, это я!
Шрифт:
— Вы — подающий, так ведь?
— Да, верно. Вы уже так много знаете обо мне, не так ли? Не слишком ли много для рядовой проверки…?
— Вы — хороший подающий?
— Да, — ответил Робинсон без колебаний.
— И что случилось, когда Лэнд провалил вас?
— Меня посадили на скамейку запасных.
— На какое время?
— До конца сезона.
— Как это повлияло на команду?
Робинсон пожал плечами.
— Я, конечно, не хочу петь себе дифирамбы, но…
— Валяйте, — сказал Мейер, — пойте.
— Мы
— Вы полагаете, что если бы вы остались подающим, то команда победила бы?
— Давайте запишем так — я полагаю, что некоторые из этих проигранных игр мы бы выиграли.
— И тем не менее, вы проиграли.
— Да.
— А как команда отнеслась ко всему этому?
— Скверное было чувство. Нам казалось, что мы можем стать чемпионами города. Мы шли без поражений, пока меня не усадили на скамейку запасных. После этого мы проиграли восемь игр и финишировали вторыми.
— Ну, это не такой уж плохой результат? — подытожил Карелла.
— Первое место только одно, — ответил Робинсон.
— А команда не считала, что мистер Лэнд поступил несправедливо?
— Откуда мне знать, что они там считали.
— А сами-то вы, что думали по этому поводу?
— Не повезло — в жизни всякое бывает, — сказал Робинсон.
— А все же?
— Мне казалось, что предмет я знаю.
— Тогда почему он завалил вас?
— А почему бы вам ни спросить об этом его самого? — спросил Робинсон.
Тут самое время бы сказать ему: «Потому что он мертв», но ни Мейер, ни Карелла не вымолвили ни слова. Они внимательно наблюдали за Робинсоном, который, прищурив от солнца глаза, поглядывал на них снизу вверх. Тут Карелла и спросил:
— Где вы были вчера в пять часов вечера, мистер Робинсон?
— А почему вы спрашиваете?
— Хотелось бы узнать.
— А я думаю, что это не ваше дело, — сказал Робинсон.
— Боюсь, что в данном случае нам самим придется решать, что является нашим делом, а что — нет.
— В таком случае может быть вам лучше получить ордер на мой арест, — сказал Робинсон. — Если дело настолько серьезно, что…
— Никто не говорил вам, что дело серьезное, мистер Робинсон.
— Нет?
— Нет, — сказал Мейер и сделал паузу. — Вы, правда, хотите, чтобы мы получили ордер на ваш арест?
— Просто не понимаю, с какой стати я должен вам рассказывать…
— Возможно, ваши ответы помогут нам внести ясность в некоторые вопросы, мистер Робинсон.
— Какие вопросы?
— Так, где же вы были вчера в 5 часов вечера?
— Я был… занят личными делами.
— Какими именно?
— Послушайте, я не вижу причин для…
— Чем вы занимались?
— Я был с девушкой, — сказал Робинсон со вздохом.
— С которого часа по который?
— Примерно с четырех часов… нет, чуть ранее… занятия закончились в три сорок пять…
— Так, значит с трех сорока пяти и до какого
— Почти до восьми.
— Где вы были?
— Мы были у нее на квартире.
— Где она находится?
— В центре.
— Где именно в центре?
— Вот пристали…
— Где?
— На Тримейн-авеню. В районе Куотер, рядом с «Куполом».
— Вы уже были на квартире в четыре часа?
— Нет еще, должно быть, мы приехали туда в четверть или половину пятого.
— Но в пять часов вы уже были там?
— Да.
— И что вы делали?
— Понимаете ли…
— Ну, говорите, не смущайтесь.
— Ничего я вам не обязан говорить! Сами догадаетесь, черт возьми!
— Ладно. Как зовут девушку?
— Ольга.
— А фамилия?
— Ольга Виттенштейн.
— Это та самая девушка, которая только что сидела рядом с вами?
— Да. Вы и ее собираетесь… допрашивать? Вы что, хотите все испортить?
— Мы лишь проверим правдивость ваших слов, мистер Робинсон. Остальное — ваша забота.
— Она — девушка очень чувствительная, — сказал Робинсон. — Может испугаться до смерти. Не понимаю, из-за чего такой шум. Почему надо проверять мои слова? Что же такое я натворил?
— С ваших слов вы вчера находились в квартире на Тримейн-авеню с четверти пятого дня до восьми часов вечера. И если вы там занимались тем, чем должны были заниматься, то вы больше не увидите нас до самой вашей смерти, мистер Робинсон.
— Ну, за столь длительный срок ручаться все же трудновато, — поправил коллегу Мейер.
— Другими словами — вы снова появитесь утром в понедельник, — сказал Робинсон.
— Зачем? Вы что, не были на той квартире?
— Был. Можете не беспокоиться. Идите — проверяйте. Просто, когда в прошлый раз здесь был баскетбольный скандал, то детективы, окружные прокуроры и следователи неделями шныряли по всему городку. Если это та же история…
— Это не та же история, мистер Робинсон.
— Надеюсь. Я чист. Я играю честно. Я ни разу не взял ни цента и никогда не возьму. И прошу вас это запомнить.
— Мы запомним.
— И когда вы будете общаться с Ольгой, ради всего святого, постарайтесь ничего не испортить, ладно? Пожалуйста, сделайте мне такое одолжение? Она очень ранимая девушка.
Они нашли Ольгу Виттенштейн в студенческом кафе за чашечкой черного кофе. По разговору было понятно, что она много вращается в мужской компании — она сразу объявила, что никогда не видела так близко легавых. Потом она сказала, что да — у нее есть хата в центре на Тримейн-авеню. Она подтвердила, что вчера дождалась Барни после занятий, и они рванули к ней на хату. Добрались туда примерно к четырем — половине пятого. Она сказала, что были там до вечера, часов до восьми, или что-то около того, а потом пошли перекусить. А по какому поводу весь этот шум?