Ледовый десант
Шрифт:
Вдруг вскочил на ноги. Как противно лежать гнилым бревном в ожидании голодной смерти или смерти на виселице! Душу точила злоба на власовцев. «Пусть уж немцы отравились гитлеризмом, словно угарным газом. Ну а Власов? Власовцы? Липнут, будто смола… Как от них отвязаться?..»
КАМЕРА «80»
Майор Сахаров и его прихлебатели засуетились. Через несколько дней в Лютцен должен прибыть сам штандартенфюрер Мюллер, начальник имперского управления гестапо.
Утром
— Здравствуйте! — склонил слегка голову Русанов. — Где тут можно приземлиться?
Ему ответили сдержанно. Многих удивило то, что новый узник пришел в камеру с советским орденом на гимнастерке.
— Можете приземлиться возле меня, — показал на край нар пожилой мужчина в вылинявшем офицерском кителе.
Русанов поблагодарил, сел на нары. Потом снял сапоги, лег.
— Откуда вы? — спросил сосед.
— Сейчас из камеры одиночки. Раньше находился в орловской тюрьме. Я партизан. Пятого июня попал в плен, — ответил Русанов.
Сосед вздохнул и ничего не сказал.
— Наверно, не верите? Не верьте, если вам от этого легче, — устало произнес Александр.
Два дня Русанов почти ни с кем не разговаривал. Никто его не трогал, не расспрашивал, и это особенно пугало Александра.
«Если уж здесь люди мне не верят, смотрят косо, то чего же тогда ждать от своих по ту сторону фронта? Неужели правду говорил власовец из «Зари», что мне никто среди своих не будет верить?.. Как раскрыть им свою душу? Как доказать, что я не стукач?.. Да идите вы ко всем чертям! — выругался мысленно Александр. — Сами же попали в плен, а воображают из себя… Бойкотируете? Ну и черт с вами! И один буду!..»
— Саша! — повернулся к нему сосед. — Хватит вам переживать! Ничего не поделаешь. Я тоже случайно попал в плен на Калининском фронте. Тяжело раненного и ногу, подобрали немцы. А в тридцатых годах преподавал в колонии беспризорных в Кураже…
— Значит, вы работали вместе с Антоном Семеновичем Макаренко? — обрадованно воскликнул Русанов.
— Да. Учил ребят законам физики, а заодно и верности.
— Как это — верности? — спросил Александр и сам ответил: — Хотя неплохо сказано! Верности тоже можно научить и в школе, как физике, математике… Простите, как вас зовут?
— Павел Адольфович Колеса.
— Ваш отец немец?
— Нет. Украинец. Из Шепетовки.
— Впрочем, это не имеет значения. С первого взгляда я понял, что вы искренний и честный человек. Это главное. Сахаров — русский, а на самом деле немецкий прихвостень, предатель!..
Договорить Александр не успел — его снова повели на допрос к майору Сахарову.
— Бери сигарету, и давай говорить, капитан, — улыбнулся наигранно власовец. — Секретов мне твоих не надо. Расскажи про себя. Кто ты? Откуда? Где работал? За что награжден?
—
— Мы знаем, что ты служил адъютантом у Строкача, что Строкач — чекист. До войны был заместителем наркома внутренних дел Украины, командовал пограничными войсками Украины, а теперь начальник партизанского штаба. Ну а дальше?..
— Что «дальше»?
— Нас интересует штаб. Что это за учреждения — Центральный, Белорусский, Украинский, Западный партизанские штабы? Не утаю от тебя, что немцы просто сбиты с толку этими штабами. Расскажи и будешь, как бог…
— Это я слышал еще в Орле от одного газетного шарлатана.
— Не от шарлатана, а от нашего журналиста Ковальчука. В «Заре» уже приготовлены три колонки за твоей подписью и с твоим портретом…
— Какие колонки? Какая подпись? — насторожился Русанов.
— Твои показания о работе украинского партизанского штаба и партизанском движении вообще. Там ты черным по белому пишешь: «Никакого партизанского движения нет. Просто энкавэдэ побратался с рецидивистами…»
— Вот какие сведения вам известны? — усмехнулся Русанов.
— Простота ты, капитан! Газетчиков, этих писак, не знаешь? Им важна твоя подпись и твоя фотография, а остальное таким, как Ковальчук, дописать нетрудно. Да еще кое-что подскажем и мы.
— Я нигде не подписывался! Нечего меня брать на пушку! — решительно заявил Александр.
— Произошел несчастный случай, капитан. Мы нашли твою записку в планшетке. По ней можно подделать твой почерк. И чему только учил вас Строкач? — хихикнул Сахаров. — Ходят в тылу противника с орденами, пишут приказы. Никакой конспирации… Если ты снова откажешься дать нам сведения, статья вскоре будет напечатана. Ясно?
— Вашей брехне никто не поверит!
— Поверят. Не таким скручивали головы этой, как ты говоришь, брехней. Только за один поклеп на Советскую власть тебя занесут во враги народа, ты будешь предателем Родины. А мы твою брехню разбавим еще и кое-какими фактами из партизанской жизни. Твои родные тут же попадут под надзор, с работы вон и «всеобщее презрение трудящихся». Ты что, с Луны опустился сюда на парашюте, а не из Москвы?
— И ты еще называешь себя майором? Я ненавижу тебя! — стукнул кулаком по столу Александр. — Ты слизняк! Ты гнида, которую надо раздавить!
— Я так и знал, что этим кончится наш сегодняшний разговор. Я мог бы бросить твое большевистское мясо овчаркам на завтрак. Я здесь все могу! — Сахаров вскочил, нервно заходил по комнате. — Жаль, что твоей персоной интересуется сам начальник имперского управления гестапо штандартенфюрер Мюллер. А то бы я…
Они стояли друг против друга. Оба русские и оба заклятые, непримиримые враги.
Сахаров не выдержал взгляда Русанова, махнул рукой в сторону двери:
— Вон отсюда! Боюсь, не выдержу и разряжу в твою большевистскую морду всю обойму!