Ледовый десант
Шрифт:
Жандармы вдруг приостановили свою работу. Но не потому, что в их душах заговорила жалость. Нет, просто настала пора сделать перерыв на обед. Сверх положенного у гитлеровцев не работали даже палачи. Они пошли в столовую, оставив возле Русанова только часового.
Но вот вернулись. Сытые, самодовольные. Следом за ними вбежал еще один жандарм и протянул лейтенанту листок бумаги.
— Радиограмма, господин лейтенант! Пленного Русанова отправить в Орел. Таков приказ.
— Гм… Тебе повезло, капитан, — сказал лейтенант. — Повезло. Силен ты. Если бы не твое крепкое
ЗА РЕШЕТКОЙ
В Орел Русанова доставили поездом, а с вокзала в тюрьму повели под конвоем. На его груди висела фанерка с надписью: «Убийца, шпион и бандит!»
Русанов еле переставлял ноги. От ран и пыток болело тело.
Время от времени он останавливался и в ту же секунду получал удар в спину.
— Ком… Ком… Бандит! — подгонял жандарм.
На обочинах скапливались люди, молча смотрели ему вслед.
— Держись, капитан! — раздался вдруг чей-то голос. — Скоро наши придут!
Несколько жандармов в черных мундирах, будто вороны, метнулись к людской толпе. Но найти и схватить смельчака не так-то просто.
Русанов улыбнулся. Впервые с тех пор пор, как попал в лапы фашистов. Шепотом повторил:
— Держись, капитан!..
В тюремный лазарет приходили посмотреть на «убийцу, шпиона и бандита» гестаповцы, офицеры-эсэсовцы, жандармы. Некоторые предлагали Русанову даже сигареты. Все были в хорошем настроении, смеялись, шутили.
— Теперь конец твоим красным! Курск завтра будет наш! Москва будет наша! — сказал один из жандармов.
…На пятый день в лазарет пришли два парикмахера. Увидев их, Русанов удивился. «Не все ли равно, каким умереть — побритым или обросшим щетиной?»
— Вас хотят видеть таким, каким вы были в партизанах, — сказал парикмахер.
— С усиками, подстриженным, — добавил его напарник. — Цените гуманное отношение, господин капитан. У вас даже не отобрали орден.
Мысленно Александр готовил себя к новым мукам на допросах, представлял, как гестаповцы будут ломать ему ребра, загонять иголки под ногти, бить по спине сучковатыми палками. И вдруг — на тебе. Перед ним не гестаповцы, а парикмахеры с бритвой, помазком и блестящим блюдечком с пенящимся в нем мылом. «Это все из-за моей планшетки!.. — чуть не вскрикнул Русанов. — Они узнали, кто я. И теперь…»
— Что? — усмехнулся Александр. — Провалилось ваше наступление на Курск? Сломали зубы? Теперь вам нужен Русанов?..
— Начнем, господин капитан, — подошел к нему парикмахер с бритвой.
— Прочь отсюда! — стиснул кулаки Александр.
— Если вы так будете себя вести, вам свяжут руки, ноги, и мы все равно побреем. Таков приказ, — сказал парикмахер.
— Прочь отсюда, подонки!
В глазах Русанова была такая решимость, горел такой гнев, что парикмахеров как ветром сдуло.
Но через несколько минут они снова вошли. Следом за ними ввалились надзиратели и офицер с нашивкой на рукаве «РОА».
— Никто из немцев не посмел сорвать твой
— Смотри, какой умный, — сплюнул под ноги Русанов.
— Рад, что ты это сразу заметил.
— Мне противно говорить с тобой, продажная шкура!
— Я тоже офицер! — повысил голос власовец.
— Ты предатель.
— Оставь эти слова, капитан! Никто с той стороны фронта их все равно не услышит. Для Строкача ты пока что пропал без вести. Так что прекрати сопротивление и позволь парикмахерам заняться работой.
— Прочь! — закричал Русанов.
Власовец кивнул тюремщикам, и те, будто тигры, бросились на Александра. Он ударил одного кулаком в скулу, другого — головой в подбородок. Отдышавшись, надзиратели снова кинулись на Александра. Дальше сопротивляться у него уже не было сил. Его повалили на пол. Один надзиратель сел на грудь, двое стали крепко держать за руки и ноги. Парикмахеры принялись за работу.
— Ну вот, — усмехнулся власовец. — Изображал из себя железного большевика, а теперь лежишь, как распятый Исус Христос. Прекрати сопротивление, Русанов! Разве с тобой вот так нянчились бы, если бы не знали, что ты недавний адъютант Строкача? Такие птицы нечасто к нам залетают. Цени и ты немецкую доброту, возьмись за ум.
Бритва больно скребла по щекам, подбородку, оставляя кровавые полоски. Но Александр был безразличен к этому. Щемило до краев наполненное ненавистью и отчаянием сердце. Вот если бы оно разорвалось сейчас. Именно в это мгновение. И никаких мук больше, никаких допросов, никаких надежд немцев и власовцев на то, что он, капитан Русанов, «расколется» и сообщит им что-то ценное.
Парикмахер поднес зеркальце к его лицу. Он увидел свои большие серые глаза, густые черные брови, русые волнистые волосы, усики, ямочку под подбородком. Горько усмехнулся.
— Внимание! Еще раз улыбнитесь, пожалуйста.
Сотрудник власовской газеты «Заря» выхватил из полевой сумки «лейку» и прицелился, чтобы сфотографировать Русанова.
«Так вот зачем им нужно было мое бритое лицо!» — скрипнул зубами Александр.
Власовец щелкнул затвором фотоаппарата.
— Вот так! Улыбка, правда, не вышла. Но ничего, обойдемся и без нее.
— Зачем вам мое фото? — спросил Александр.
— Для интервью с капитаном Русановым. Без фото будет не так убедительно! — с ухмылкой ответил газетчик. — Обстоятельства требуют твоих показаний, капитан. Я советую тебе все рассказать, что будут спрашивать. Плата солидная — хорошая еда, шнапс. Не жизнь — шик! А что еще надо на войне? Почему молчишь?
— Неужели ты думаешь, что я продамся за шнапс и колбасу, как продался ты?
— Строишь из себя стального коммуниста? Напрасно! Тут из тебя выбьют комиссарскую спесь. Еще будешь плакать кровавыми слезами.