Легенды, рассказанные у костра
Шрифт:
– Что? Да как они смели!
– вскочил Марк ди Соуза.
– Я же запретил радоваться в моем королевстве! Как их пропустила стража?!
– Понимаете, это не обычный театр, Ваше Величество. Их пьесы печальнее осеннего дождя, а речи напоминают некрологи по умершим. На их выступлениях люди рыдают горькими слезами, а не рукоплещут от радости.
– Я должен на это взглянуть, - твердо заявил король.
***
Безликие серые лица, абсолютно одинокие, лишенные всяких эмоций -
Всего за одну дюжину лет, канцлер изменил королевство до неузнаваемости, невидимой метлой выгнав из города все самые радостные и нежные чувства. Питаясь чужими эмоциями, он с жадностью пожирал боль и страх, одиночество и грусть, ненавидя даже самую безобидную улыбку, длящуюся один короткий миг.
– Их наглость недопустима, Ваше Величество, -продолжил подливать масла в огонь канцлер.
– Не получив на это право, они самовольно заняли Товарную площадь. С вашего позволения, я уже отдал распоряжения страже.
– Все верно, - грозно сдвинув брови, коротко ответил король.
Когда они достигли площади, охрана уже взяла артистов в плотное кольцо. Их печальные образы дополняли белые маски, на которых ярко выделялись черные капли слез.
Алебарды разошлись в стороны и король, решительным шагом вошел в круг. Артисты учтиво поклонились.
– Кто глава этого балагана?
– Я, Ваше Величество.
Из толпы показалась неимоверно большая, плечистая фигура, облаченная в черный балахон, на котором неумело были пришиты грязно-серые заплатки в виде сердца. На груди здоровяка висела лакированная шарманка с миниатюрной сценой скрытой плотным занавесом из дорогого шелкового платка.
– Назовитесь!
– потребовал король.
– Лик Мрачный, артист Северных земель и Лилового рассвета, - с достоинством произнес шарманщик.
– Ух, как пафосно, неправда ли Ваше Величество... Наверное, он из тех бродяг, кто чтит свой поросячий род, выше первого королевского основателя, - вмешался в разговор канцлер.
– Это так?
– спросил Марк ди Соуза.
– Ваш верный слуга и прозорливый вассал, слегка не прав, - уклончиво ответил здоровяк, заставив крючконосого опекуна заскрипеть зубами от приступа раздражения.
– В чем же ошибается мой советник?
– король с насмешкой нарочно выделил последнее слово.
– Я не знаю, и никогда не знал своих родителей, а необычное имя я просто выкрал, когда путешествовал в северных землях Дальнего королевства.
– Вот как?
– искренне удивился король.
– Никогда раньше не слышал о таком. Зачем же вы выкрали его? Разве вам и так было плохо?
– Верно подмечено, Ваше Величество. Все дело в том, что без имени - нет артиста, а без сцены - нет меня. Поэтому я не мог оставаться безликим, - пояснил шарманщик.
– Что за престранные рассужденя, - в очередной раз вмешался в разговор канцлер.
–
– Я тоже удивлен, - согласился король.
Шарманщик изобразил подобие улыбки, которая обычно возникает на лице родителей, когда ребенок нашалил и ждет неминуемого наказания.
– Украсть можно что угодно. В том числе и звезды, которые озаряют нам трудный путь. Но в моем случае, речь идет о праве. Право, это великое слово, являющее собой истинный ключ ко многим вещам. Например, очень сложно понять, что такое радость. Но ее легко можно лишить, ограничив человека в самом светлом чувстве.
Король стал медленно бледнеть. Канцлер злорадно захихикал, ожидая сегодня вечером кровавую расправу с неучтивым артистом.
– Ты забываешься, фигляр, - жестко произнес Его Величество.
– Говоря столь язвительные слова, ты рассчитываешь на мою милость?!
– Иногда, именно таковой и бывает правда, - не согласился Лик.
Казнь была назначена на утро.
В ту ночь Его Величество нервно ворочался - сон никак не хотел приходить и постоянно будоражил короля посторонними звуками.
Утренний туман ласково стелился по каменным ступеням башни, когда артистов вели к морю. Приблизившись к шарманщику, который последним остался на берегу, король надменно поприветствовал артиста.
– Надеюсь, плаванье будет удачным?
– Надеюсь, ваше дальнейшее существование тоже принесет вам только радость, Ваше Величество, - не раздумывая, ответил Лик.
Взгляд короля сверкнул яростью.
– Твоя дерзость слишком велика. Ну, ничего. Я постараюсь оставить о себе самое горячее воспоминание. По праву короля!
Лицо Шарманщика было безразлично. Перед страхом смерти, он будто витал в облаках, совершенно не обращая внимания на скорую гибель.
– По моему собственному закону, я тоже хочу позаимствовать у вас одно право...
– Уж не мое ли имя?
– рассмеялся король.
Шарманщик не ответил.
Деревянный ящик, сильно напоминающий шарманку, медленно удалялся к линии горизонта, унося в своем чреве девятерых циркачей Печального театра. Король еще раздумывал. Но как только из-за хорошо сколоченных досок раздалась минорная мелодия - Его величество принял решение.
Огненные стрелы взмыли ввысь, и карающим дождем обрушились на плывучую тюрьму. Ящик вспыхнул и заполыхал, будто стог сена.
Удалившись в свои покои, король заснул, как говорят у простолюдинов - без задних ног. И сон его продлился невероятно долго.
Он вставал каждое утро, убивая очередной бесполезный день за пустыми, скучными занятиями. Возможно, это были всего лишь яркие сновидения, но вполне вероятно - так складывалась его новая жизнь. Неведомая хворь, бессилие или обычная скука: названий у его недуга было много, а вот причина была одна - король жалел самого себя, не в силах забыть колких речей шарманщика.