Лекарь драконьей матушки
Шрифт:
— Совершенно согласен, — закивал Эсквин Данмор. — То, что вы вникаете в государственные дела, это, конечно, хорошо. Но знатные семьи не очень вами довольны.
Он посмотрел на министра финансов, словно ища его одобрения.
Эсквин Данмор занимал пост министра по внутренним делам государства. Тучный, спокойный, выглядящий чуть старше своего возраста, с длинными светлыми волосами, собранными в низкий хвост, и глазами цвета болота. Одевался он с показательной роскошью, постоянно рекомендуя своего портного. При этом он не имел собственного мнения.
— Что правда, то не ложь! — подхватил Гейбор. — Ваше императорское величество, знать всегда была поддержкой для короны. А вы пренебрегаете ими. Многие остались недовольны тем, что вы не идете им навстречу в их маленьких просьбах. Понимаете, поддержка народа — это хорошо, но недостаточно. Популярность в народе — это правильно. Но народ далеко. А они близко. В любой момент, когда вам вдруг понадобится поддержка знати, они могут и отказать в ней!
— Чушь все это! — усмехнулся Ранвин. — Где была ваша знать, когда четыреста лет назад случилось восстание? Попрятались по своим замкам. А сколько милостей им насыпали? Разве корона их чем-то обидела? Нет! К тому же я уверен, что покушение организовала знать.
— Да вы что? Я уверен, что знать тут не при чем. Ваше императорское величество, вы допускаете большую ошибку, — спорил Гейбор. — Вы должны понимать, что, делая ставку на народ, вы проиграете. Как проиграл ваш отец! Ваша матушка тоже не сразу поняла, что ее главная поддержка — это знатные семьи. Именно они диктуют политику государства!
— О, посмотрим, что ваша знать сделает, когда взбунтуется простой народ! Знати лишь бы набить карманы! А за счет чего? За счет налогов! А народ долго терпеть аппетиты знати не станет! И это выльется в восстание! — спорил Ранвин. — Именно народ диктует политику государства!
— Политику государства, — произнес я. — Диктует император. И он сам разберется. Без ваших советов по поводу налогов. А теперь перейдем непосредственно к вопросу, по поводу которого я вас всех собрал. Законопроекты, касаемые магии. Я не могу понять, почему маги могут все, кроме как лечить болезни? Почему целительство у нас находится на таком удручающем уровне?
В кабинете стало тихо.
— Наверное, потому что… Излечивать людей не выгодно. Не выгодно делать их жизнь легче и проще, — заметил Ранвин. — Куда выгоднее давать им надежду и временное облегчение, а самому тянуть с бедняги деньги. А то что такое получается? Если пациент быстро выздоровел, то больше платить лекарю он не станет!
Я смотрел на министров, которые в этом вопросе были совершенно согласны друг с другом.
— Полагаю, этот вопрос нужно решить в первую очередь, — произнес я. Настроение тут же испортилось. Неужели Августа такая же шарлатанка, как и остальные?
Глава 40
— Так и сказал? — послышался голос императрицы, её взгляд был полон обвинения и боли,
Я ощущала, как тяжело сдерживаться: внутри меня клокотала тревога, страх и растерянность. В глазах императрицы отражались буря чувств — ярость, отчаяние, глубокая ранимость. Она словно превращалась в человека, у которого сломался последний крохотный мостик надежды, и теперь она держалась только на силе своей гордости.
Я понимала, что говорить плохие новости — не моя сильная сторона. Мои слова прервал её холодный, высокомерный взгляд, который словно прорезал воздух. В её голосе зазвучала ледяная ярость:
— Ты врешь! — и в этой короткой фразе слышалась вся её ненависть ко мне. Но в этих словах я уловила тень грусти. Лицо императрицы омрачилось, и она снова уставилась в окно, чуть опустив глаза, будто пытаясь скрыть свои внутренние переживания.
Это было так необычно — видеть её такую слабую, уязвимую, словно вдруг всё её величие и холод исчезли, уступив место внутренней боли. Я чувствовала, как у меня внутри всё сжалось от тревоги, и сердце билось сильнее. Когда же она поймёт, что я не желаю ей зла?
Наверное, никогда.
И это было обидней всего.
Наконец, императрица, словно собравшись с последними силами, произнесла чуть более спокойно, но с твердостью, которая не могла оставить сомнений:
— Пока мой сын не скажет мне это лично, я не поверю.
Я слегка растерялась, почувствовав, как внутри меня вспыхнуло желание снова увидеть императора. Я почувствовала, что настроение подпрыгнуло вверх.
— Мне что, позвать его?
Императрица высокомерно ответила:
— Для начала расскажи, с чего весь дворец гудит о том, что вы с моим сыном уединяетесь в покоях?
— Чего? — опешила я, не понимая, о чём речь.
— Весь дворец гудит, что видели вас выходящими из покоев! — продолжила императрица, её глаза горели яростью. — Глядя на тебя я не поверю, что это неправда или, по крайней мере, что это гнусная клевета, придуманная сплетниками!
Я была ошарашена. В памяти всплыл образ: служанка, которая смотрела на нас с каким-то странным вниманием, будто что-то подозревала. Неужели она всё растрепала?
— Ты знаешь всё прекрасно, — гневно произнесла императрица, глядя на меня так, словно могла прочитать мои мысли.
— Да, я была в покоях. Мы обсуждали ваше здоровье, — честно ответила я. — Но то, о чём вы подумали, не было.
— В покоях? Не было? С драконом? — с ехидной улыбкой спросила императрица. — Больше ты не подойдёшь к моему сыну! Поняла меня? Как только ты появишься рядом с ним или я узнаю, что вы снова встречаетесь, я тебе устрою! Теперь к нему будут ходить другие. Ты будешь сидеть здесь. Я запрещаю тебе видеться с императором.
Её голос звучал так, будто она всё решила. Я не могла понять, что это? Материнская ревность? Королевский принцип? Или она делает ради того, чтобы в очередной раз доказать свою власть?