Лекарь драконьей матушки
Шрифт:
Я чувствую в глубине сердца жгучее желание отомстить за то, как мы с матерью прятались по дворцу, как мать будила меня посреди ночи, дрожащими руками заворачивала в одеяло и уносила из спальни.
«Дракон однажды вырастет!» — слышал я ее задыхающийся голос. — «И запомнит всех! Всех! Он однажды отомстит за своего отца! Отомстит за то, что провел детство в страхе! Но пока он маленький, ему нужна защита! Так что тот, кто встанет под его знамена, уже победитель! Потому что я буду сражаться за него до последней капли крови! Я сделаю все, чтобы сберечь
И я вырос. А вместе со мной выросла и ненависть.
Я казнил без оглядки, как вдруг появилась она.
Но что-то внутри меня остановило.
Может, во мне проснулось милосердие, а может — что-то иное. И я решил разобраться. И впервые я понял, что со смертью торопиться не стоит. Всегда могут появиться обстоятельства, которые могут полностью перевернуть дело.
Я посмотрел на список преступников и подумал, а что, если кто-то из них не виноват? Не слишком ли я тороплюсь? Может, пока заменить на заключение?
Оставив подпись на документах, я посмотрел на портрет отца.
Ты повторял, что милосердие губит правителя. Что ж, значит, так тому и быть.
Взгляд отца на портрете не изменился.
"Империю нужно держать в страхе!" — слышал я его голос.
Посмотрим. Если девушка связана с заговорщиками, я казню ее. Тогда ты был прав, папа. А если нет?
Я ведь сказал ей правду. Для меня нет никого ценней моей матушки. И как бы она себя ни вела, я все равно дорожу ею.
И сейчас я всеми силами пытаюсь сделать так, чтобы удар пришелся не на матушку, а на меня. Моя матушка всеми силами расчищала мне путь к трону. Тем самым она нажила себе много врагов. И сейчас, когда она больна, они захотят свести с ней счеты. Я прекрасно понимал, что если заговорщики постараются, то никакая стража не спасет.
Я помнил мать, ее холодную руку, которой она завела меня себе за спину. Растрепанная, тяжело дышащая, с мечом отца, она стояла перед целой толпой, которые вломились в ее покои с одной единственной целью — убить меня. Будущего императора.
— Вы не тронете моего ребенка!
Ее голос напоминал звериный рык. В ее глазах была ярость.
— Я убью того, кто подойдет к нему! — цедила она сквозь зубы.
Тогда нас спас Фруассар, почувствовав неладное. Он привел за собой остатки стражи, и с теми заговорщиками было покончено.
Но сколько их еще?
Воспоминания детства болели незаживающей раной. Чувство постоянной опасности, ощущение, что в любой момент появятся убийцы, недоверие ко всем, даже к тем, кто однажды спас — вот моя жизнь.
Росчерк крови на роскошных обоях, пробитая мечами пуховая перина, следящие за тобой портреты, лесть, учтивость, маски.
А в этой девушке я впервые увидел что-то настоящее. Искреннее.
Почему именно она? Почему именно эта девушка? Вроде бы обычная, ничем не примечательная — с длинными светлыми волосами, что всегда чуть растрёпаны, с искрящимися глазами, в которых читается загадка. Вроде бы ничем не выделяющаяся, и при этом — зацепившая за живое.
Я не могу понять, почему она меня
Я заметил, что она — не только целительница, но и словно сама по себе — нечто большее. В её движениях — грация, в словах — искренность и тепло. Я уже давно перестал доверять словам, но в её голосе я слышал искренность, которая очаровывает.
Может, потому что я так давно не встречал искренних чувств? Может, потому что всё, что раньше было важным — власть, долг, трон — вдруг потеряли смысл? Мне кажется, что в ней есть что-то, что может изменить меня. Сделать настоящим.
Мне так хочется кому-то доверять. Раньше я доверял матушке, но сейчас я вижу, что доверять ей нельзя. Сейчас она превратилась в маленького капризного ребенка, и мы словно поменялись с ней местами.
И вот опять перед глазами эта целительница.
Не знаю, что это — любовь, страсть или что-то ещё, — но я точно знаю одно: она уже неотделима от моих мыслей.
И я знаю одно: если она вдруг окажется в моих объятиях, я не отпущу её. Ни сейчас, ни когда-нибудь потом.
— Войдите! — произнёс я, услышав стук.
Глава 39. Дракон
— О, мы слышали о покушении на вашу матушку! — с порога произнес Гейбор Лалори, министр финансов. — Как хорошо, что все обошлось! В народе поговаривают, что вы очень жестоко обращаетесь с матушкой, а, насколько вы помните, она горячо любима народом.
— Я по-прежнему любящий сын, — произнес я таким голосом, словно это вовсе не так.
Гейбор Лалори уже много лет занимал пост министра финансов. Его лицо — квадратное, с широким лбом и выразительными бровями. Густые темные брови — будто нарисованные карандашом, а глаза — карие, живые и чуть прищуренные, будто он выискивает изъяны во всем, что видит. Волосы — тёмные, коротко подстрижены, аккуратно, с небольшим сединой у висков. Он — человек с сильным голосом, его движения уверенные, а жесты — точные и продуманные. На нем всегда безупречный дорогой жилет и плащ с золотой отделкой, который подчеркивал его статус.
— Знаете, начало правления всегда тяжелое. Постоянные покушения, — заметил Ранвир Лауденберг. — Но вы отлично справляетесь самостоятельно. Я уверен, что ваша слава затмит славу вашего отца. Но вам следует быть осторожным.
Ранвин Лауденберг, министр внешней политики, был почти на голову выше остальных, с крепким телосложением и ясными голубыми глазами. Его лицо — угловатое, с острым подбородком и чуть заметным шрамом на щеке, который он получил после того, как неизвестный напал на него прямо в карете. Волосы — тёмные, коротко стрижены, чуть взлохмачены, на что он никогда не обращал внимания. Он ненавидел Гейбора. И если появлялась возможность высказать мнение против, то он с удовольствием это делал.