Лекарка поневоле и 25 плохих примет
Шрифт:
Так как староста расплатился со мной ещё в первую ночь появления в Доваре, к нему я заходить не собиралась, но он сам преградил мне дорогу к дому и очень громко, так чтобы слышала вся деревня, сказал:
— Совсем девка ошалела! Ну ничего, ты ещё пожалеешь о том, чтоб с оружием деньги с честных людей стрясать.
— Оружие мне нужно, чтобы не страшно было обратно идти через лес, — также громко ответила я. — Но если кто-то попытается навредить мне, я не постесняюсь его применить!
Решительно икнув на прощание, я обошла старосту и направилась домой.
Уж
А это пусть небольшая, но победа!
Староста пришёл после обеда следующего дня, вместе с Дрогимом.
— Выходи на разговор, — сурово потребовал Рустек и направился к летнему столу.
Устроился за ним так, будто его приглашали, и стало понятно — просто так не уйдёт.
Я пекла пирожки и прерываться не собиралась, но присутствие старосты всё же нервировало донельзя.
Ни с того ни с сего вспомнилась примета, что нельзя на ночь оставлять на столе нож — это к появлению неприятного гостя и скандалу. Теперь я попеременно то ругала себя за малодушие и глупую суеверность, то обещала, что больше нож на столе не оставлю — не так уж сложно убрать его на ночь!
Никогда в плохие приметы не верила, впрочем, как и в путешествия между мирами и магию. А теперь — вот она я. Так что мало ли…
Заложив пирожки в печь, вышла во двор к старосте. Он ещё не знал, но я уже твёрдо решила переезжать к Разлому к осени. Заготовлю побольше трав, отложу денег, организую транспорт и уеду, никто меня не заставит терпеть измывательства селян и силой выбивать честно заработанные деньги.
Староста сидел с прямой спиной, а Дрогим рядом с ним, наоборот, скрючился в три погибели и шмыгал носом.
— Слушаю, — сухо проговорила я, глядя только на Рустека.
— Когда бабка твоя помирала, я ей пообещал пригляд за тобой, Ланка. Последние недели ты как с катушек слетела и такие коленца выкидываешь, какие раньше не посмела бы. Но я готов закрыть на это глаза, ежели ты замуж за Дрогима пойдёшь и вылечишь его.
— Нет, — твёрдо ответила я.
— Ты не дослушала, Ланка. Выбора у тебя нет. На прошлой неделе я был в Керваре и офицально подал бумаги на опекунство. Девка ты молодая, без родственников и мужа, значица, треба опекун. Теперича я буду решать, за кого тебе замуж идти, и деньгами твоими распоряжаться тоже буду я. У тебя два пути: либо отдать мне деньги с ружжом и пойти за Дрогима, либо сидеть в тюрьме!
— За какое такое преступление? — сощурилась я. — Уж не подставить ли вы меня хотите? Так если придут дознаватели, я им расскажу о том произволе, который вы устроили — подговорили селян не платить мне за работу. Магическую клятву дам, и поверят они мне, а не вам.
— Дура ты, Ланка. Как была дурой, так дурой и осталась, — хмыкнул Рустек. — Последний раз спрашиваю: пойдёшь за Дрогима?
— Нет.
Сам Дрогим в этот момент поднял на меня красные воспалённые глаза и выдохнул:
— Чего кочевряжишься, коли батька сказал идти замуж,
Я протянула руку и нарисовала у него на лбу диагностическое заклинание, а потом сняла головную боль и серьёзно посмотрела в глаза:
— Умрёшь ты, если будешь и дальше лоузу жевать. Понимаешь?
Он кивнул:
— Маятно мне без неё, ничего не могу поделать с собой. Душу она мне рвёт и снится…
— Дрогим, либо ты зависимость одолеешь, либо она тебя. Выбирай. С лечением я помогу, но только за деньги и только отдельно. Замуж я за тебя не пойду. А тебе нужно собраться с мыслями и наконец достать голову из задницы твоего отца, но тут уж я тебе ничем помочь не смогу — моих навыков хирурга на такую операцию точно не хватит.
В глубине глаз блеснуло нечто и тут же погасло. Надежда или отчаяние? Я не знала. Если Дрогим придёт ко мне за помощью, я помогу. Но становиться подстилкой, которой можно утираться в моменты болезни, не стану. Ни для него, ни для кого-либо ещё.
— Зря, — крякнул Рустек, поднимаясь на ноги. — Я хотел по-хорошему, но будь по-твоему.
— До свидания, — проводила его взглядом я, сомневаясь, не стоит ли уехать прямо сегодня.
Да только где найти транспорт в ночь? И куда ехать? Нет, нужно для начала сходить в город на разведку, рассчитаться с налоговой и разведать обстановку. Эх, надо было сделать это раньше, а я всё пирожки пекла…
Один такой горячий — прямо из печи — и съела, чтобы успокоиться.
Угроза старосты не то чтобы испугала, но взволновала, и я даже снова начала икать.
Решила двинуться в Кервар на следующий же день, но меня подвела погода. Дождь полил такой, будто над головами разверзлось серое море природного гнева. Жара сменилась штормовыми ветрами и ливнями, и выходить на улицу было почти страшно, а уж идти куда-то через лес — тем более. На окраине к земле гнуло поросль, а глубже в чаще периодически с грохотом падали деревья.
Зато посетителей у меня не было. На второй день за пирожками приехал насквозь продрогший и испуганный Митрофанушка, явно с расчётом переночевать у меня, но я безжалостно отпоила его горячим чаем и снарядила обратно в дорогу — ветер как раз чуть утих.
Идти до Кервара не меньше шести часов, поэтому выходить нужно примерно в полночь, чтобы к утру быть в городе, а вечером по возможности вернуться обратно. Я даже бодрящее и придающее сил зелье себе сварила про запас, как раз для этой цели.
Попутку искать не стала — не хотела, чтобы хоть кто-то из деревенских узнал о моих планах. Я и так жалела, что посоветовалась с бабкой Грисой, но надеялась, что она на меня не донесёт.
К утру погода развиднелась окончательно. Я решила, что двинусь в путь этой же ночью. Наверняка дорогу неслабо развезло в такие ливни — как раз успеет подсохнуть за день.
Жара вернулась, и земля парила, а над лесом сияла двойная арка радуги.
Когда в вечерних сумерках за окном мелькнули странные лучи света, я вышла на крыльцо с винтовкой в руках.