Лекарка поневоле и 25 плохих примет
Шрифт:
В итоге привлекла молодую аудиторию, немного раскачала аккаунт и получила за это выговор. Наш главнюк был господином очень серьёзным. Настолько серьёзным, что за все попытки съюморить карал нещадно. Получив часовую лекцию о подрыве репутации не какого-нибудь там, а краснознамённого предприятия, я вернулась к тому, что делала моя предшественница — писала зубодробительно скучные отчёты о производственных успехах и прикрепляла к ним фотографии с застывшими в попытке улыбнуться людьми.
В общем, работу свою выполняла качественно, но никогда не любила. На хобби времени особо не хватало, готовить умела, но восторга
И так грустно мне теперь стало, что я, по сути, всю лучшую половину жизни прожила не для себя и даже не для кого-то другого… а словно просто так. Катясь по инерции, по проложенным задолго до моего рождения рельсам.
Сейчас у меня появился шанс на новую жизнь, вторую молодость и реализацию любой мечты — с моим-то опытом! — а я сидела на лавке в чужой избе, отчаянно пыталась придумать, чем хотела бы заниматься, и не могла.
Раз за разом в памяти всплывало только одно воспоминание — как пуля попадает точно в цель.
Всё началось со страйкбола. Если выпадали свободные выходные, муж тащил меня на полигон или в лес. Там его друзья выдавали мне тюнингованный под винтовку привод, по несколько горстей шариков — лёгкой белой клюквы и более тяжёлых зелёных крыжовников, как мы их называли — и оставляли где-нибудь в засаде, замаскировав «лешим». Вояка из меня была никакая, но снайпер получился на удивление годный.
Вся эта камуфляжная суета обычно доставляла много дискомфорта, ещё и линзы приходилось надевать вместо очков, отчего потом болели глаза, но я терпела все неудобства ради одного момента — остаться наедине с собой и раствориться в ожидании, наблюдая в прицел за жизнью.
Словно изнутри остановившегося кино смотришь на комнату, где по ту сторону телевизора суетятся люди — несут закуски, проливают чай, спотыкаются о кота. А ты замерла и дышишь так плавно, словно воздух сам вплывает в лёгкие и выплывает из них, а ствол становится частью тела. Словно весь мир сузился до размера чёрного кольца, и когда в нём появляется цель, ты и вовсе забываешь дышать. Звуки гаснут, палец мягко ложится на спусковой крючок и нежно дожимает до щелчка.
А дальше следует короткая эйфорическая вспышка счастья, если шарик попадает в цель. Именно туда, куда ты его послала, на глаз прикинув скорость и направление ветра.
Ощущение только усилилось, когда меня впервые взяли на стрельбище и дали в руки настоящую снайперку. Вот эти моменты, когда ты отправляешь пулю в полёт, уже никак не можешь повлиять на её траекторию и застываешь, не живя, пока она не достигнет цели, а потом взрываешься невероятным чувством удовлетворения — я смогла, я сделала, я поразила цель!
Пожалуй, эти моменты были единственными глотками счастья за последние годы.
А ведь на ярмарке оружие продавали, но я побоялась приблизиться к прилавку, да и выглядело оно немного непривычно. Приклады деревянные, металл светлый, вместо спусковых крючков — кольца…
Но я решила на этот раз всё равно купить себе оружие. В конце концов, живу одна в лесных далях-пердалях, с селянами враждую, мало ли чем дело обернётся. Лучше перебдеть, чем потом перебздеть.
На
Я никак не могла привыкнуть, что в Доваре новый день начинался не в полночь, а с рассветом. С одной стороны, в этом имелась своя логика. Ночь не делилась на две разные даты, полуденники и полуночники не путались в числах, да и с эстетической точки зрения такая концепция была красивее. Только непривычным казалось, что ты выходишь из дома затемно ещё сегодня, а на ярмарку приходишь уже завтра.
В предрассветных сумерках мы с кисой были единственными на всей дороге, и это немного тревожило. А будь у меня оружие — так я бы вообще ничего не боялась.
На плотно утоптанной торговой площади мы оказались одними из первых, даже ещё не все лавочники заняли места. Прошвырнувшись между рядами, я поторговалась за мёд в сотах, купила корзину кислых ягод наподобие кизила, только фиолетовых, называемых кикадом, и наконец добрела до рядов с ножами, топорами и ружьями.
Продавцы сплошь стояли важные и бородатые, как и редкие покупатели. К прилавкам гроздьями липли деревенские мальчишки, с открытыми ртами разглядывая натёртое до блеска оружие.
Осмотрев ассортимент, указала на более-менее привычную модель:
— Ясного утра. Почём вот эта винтовка?
— Бабам не продаём, — отрезал незнакомый щекастый продавец, явно не из местных.
— Вы это серьёзно? — нахмурилась я. — У меня, что, деньги какие-то не такие?
— Бабам не продаём, — повторил он. — Пусть муж приходит, коли хочет, а сейчас неча покупателей отпугивать.
То есть пацанву, роняющую слюни на приклады, он не гонял, а я, значит, помешала ему… покупателей отпугивала… Да что он вообще знает о продающей силе присутствия красивой женщины рядом с нацеленным на мужскую аудиторию товаром? Если я пару пуговиц рубашки расстегну и встану за прилавок, гроздьями к нему будут липнуть мальчики постарше и поплатёжеспособнее.
Придурок зашоренный. Задрали они уже с этим патриархатом!
Набрала воздуха в лёгкие, чтобы хорошенько отчитать этого бородатого дельца, но вовремя схлопнулась и прикусила язык. Если на него наорать, оружие он мне точно не продаст. А винтовку теперь ещё сильнее захотелось купить — чтобы прикладом в лобешник при случае прописать вот такому ущемленцу.
Я замерла возле прилавка, сверля взглядом торговца и решая, что предпринять.
Развернувшись на пятках, удалилась в соседние ряды, чтобы не мозолить продавцу глаза. Купила по списку всё, что планировала, затем нашла Митрофанушку и вдвоём мы загрузили покупки в телегу.
— Слушай, ты мог бы мне помочь в одном деликатном деле?
— В каком это? — нахмурился он, а я поняла, что допустила промашку со словом «деликатный».
Митрофанушка и деликатность были так же далеки друг от друга, как Довар и Земля, поэтому пришлось перефразировать:
— Дело у меня есть важное, подсобишь? Хотела винтовку купить, а мне не продают. Но как я одна в глуши без какой-либо защиты? Страшно же…
— Да кто ж бабе винтовку продаст? — изумлённо хмыкнул Митрофанушка.