Ленинград-28
Шрифт:
Проходя мимо вычислительного центра, Юрий против воли замедлил шаг. Оглянулся, ожегся об насмешливый взгляд капитана.
— Заходи чего уж там… Мы ж не звери!
— Я… быстро… — пролепетал Панюшин.
— Ага. На вот тебе… подарочек — Козулин метнул в сторону Юрки плоский предмет.
Юрий машинально поймал его. Предмет оказался картонной коробкой. Панюшин торопливо оторвал клапан — внутри обнаружилась магнитофонная бобина.
— Что там?
Вопрос повис в тишине минус первого уровня. Молчали бойцы спецотряда осназа, улыбался широкой,
— Там то, что ты ищешь, мудило — разлепил, наконец, губы Козулин. — Не все, но многое…
Панюшин прижал бобину к груди. Глаза защипало.
— Ну только не плачь, милая… Ну не надо, слышишь? — комично пропищал капитан.
Козулин вытащил из воздуха носовой платочек — сиреневые цветочки на нем выглядели издевательски.
— Сейчас мы носики оботрем, и все будет заебись…
Юрий вяло отмахнулся. Проехали…
— Как скажешь, крошка — спрятал платочек Козулин и добавил нормальным голосом. — Давай уже, только быстро…
Панюшин толкнул стеклянную дверь. Внутри оказалось пыльно. Ну и куда можно приспособить чертову бобину?
— Магнитофон в углу — крикнул через стеклянную перегородку Козулин.
Ага, вот он. Юрий вытащил магнитофон, взгромоздил его на стол, предварительно смахнув пожелтевшие листы бумаги, исписанные мелким почерком. Закрепил бобину. Отмотал немного пленки, вставил в щель головки звукоснимателя. Закрепил конец пленки в пустой бобине, вытер испарину со лба.
Ну, с богом!
Тьфу ты, забыл включить магнитофон. Надо же…
За стеклянной перегородкой скалится всепонимающий и всепрощающий капитан Козулин, а под столом ноги нащупывают розетку удлинителя. Панюшин воткнул в нее вилку магнитофона — внутри деревянного корпуса загудело, зажглась лампочка питания.
Вот теперь точно, с богом!
Бобины дернулись и завертелись. В динамиках зашуршало, зашипело. Тонкий, неприятный голос доктора Мезенцева произнес:
— Блок первый…
Память Панюшина подобна черному ящику. Никогда не знаешь толком, что можно в нем найти. Под руку лезет разная дрянь, как ни старайся, не извлечь ничего толкового. Словно кто-то забрал по кусочку от каждого воспоминания — вроде бы и много всего, но все какое-то… неполное.
Это бесит Юрку.
И тогда Бугай сказал… впрочем, неважно, что он сказал. Всего лишь несколько слов, но каждое из них било по голове молотом. Большим железным молотом.
— А теперь руки убрал! — процедил Пашка, и Юрий к своему удивлению послушался.
В голосе Бугаева было что-то такое, от чего подгибались колени, и хотелось беспрекословно выполнять каждое требование.
— Вот так-то лучше, гнида стоеросовая — в ненавистном голосе чувствовалось удовлетворение. — Пойдем потихоньку, не оглядывайся…
Бугай увлек Юрку за собой. Они вышли к школьной ограде. Бугай оглянулся и поманил пальцем — Юрий следовал за ним, потихоньку перебирая ослабевшими ногами.
По периметру футбольного
— Сиди тихо — предупредил тот.
Впрочем, сейчас Юрке даже в голову бы не пришло сделать что-либо самостоятельно. Бугай оглянулся — никого. Обычно в это время школьная ребятня гоняла мяч после занятий, но сегодня юные футболисты, очевидно, нашли другое, более нужное занятие. Тем лучше.
Бугай внимательно рассматривал сгорбившегося на колесе Юрку. Перелом не мог не сказаться на судьбах людей — сейчас не время искать виновных. Но и случайная встреча наводила на определенные размышления — в том числе была ли она такой уж случайной? Сейчас Пашке нужна была информация, и существовал только один способ ее получения. Сейчас прямо перед ним сидел источник той самой, что ни на есть нужной и важной информации. Вот только почему в глазах этого недоноска пустота?
— Говори… — Бугай перечислил все то, что, по его мнению, было необходимым узнать от Панюшина, и присел на корточки, всматриваясь в Юркино лицо. Ну и харя, никакого проблеска мысли в глазах…
Юрий сжался. Пашкины слова вызывали какой-то непонятный внутренний протест. С одной стороны он готов был отдаться с потрохами обладателю сего чудного голоса, с другой — часть сознания вскипала при мысли о том, что Бугай вот так вот, запросто, получит желаемое, к которому у самого Панюшина, не было доступа.
— Ну? — заволновался Пашка.
Панюшин захрипел. Он дергал головой, чудом удерживая равновесие. Бугай вскочил на ноги, и теперь нависал над ним, контролируя каждое движение. Юру затрясло, на губах появилась пена.
— Черт! — зарычал Пашка. — Стой, стой… Уймись, ну!
Панюшин затих, и начал медленно сползать с колеса. Бугай ухватил его за плечи.
— Сиди спокойно! Где живешь?
Юрий ответил. Бугай задумчиво пошевелил губами — работы по проекту свернуты, следовательно…
— Мля… — только и смог прошептать он.
Мысль, только что пришедшая в голову, обжигала огнем — холодным и страшным. Бугай с трудом отогнал ее.
— Все, все… вставай…
Он помог Юрке встать. Панюшин пьяно покачивался — Пашке пришлось придерживать его.
— А теперь слушай внимательно — Бугай оглянулся и приблизил свое лицо к Юркиному. — Слушай и запоминай…
— Блок первый…
Тишина, нарушаемая треском помех. Затем вой пилот-тона и заголовочный блок:
— Тиииииинь… трр…
Снова пилот-тон и блок данных:
— Тиииииинь… тррррррррррр…
Панюшин медленно открыл рот, но уже было поздно.
Старый, давно не используемый но, тем не менее, по-прежнему действенный способ передачи информации. Той самой, забыть о которой мечтало множество людей — самых разных, объединенных одной целью.