Ленька-активист
Шрифт:
Пока я вел свою тихую «агентурную» работу, собирая факты о внедрении украинизации, жизнь в нашей радиолаборатории била ключом. Мы не просто паяли схемы. Мы создавали настоящее, живое радио.
Наш маломощный передатчик, собранный из трофейных деталей и чистого энтузиазма, работал. Поначалу мы выходили в эфир бессистемно, по вечерам. Кто-нибудь из ребят садился к микрофону и просто читал вслух передовицу из «Правды» или последние известия из сводок РОСТА. Но я понимал, что этого мало. Чтобы наше радио стало по-настоящему
Я собрал наш «радиокомитет» — Алексея, Павла и еще нескольких самых активных ребят.
— Товарищи, — сказал я. — Мы должны превратить нашу радиостанцию из простой «говорильни» в рупор комсомольской жизни. Нам нужна сетка вещания!
Идея была встречена с восторгом. Мы тут же, на клочке бумаги, набросали первую в истории нашего института программу передач.
— Утром, — говорил я, — будем давать «Последние известия». Коротко, четко: что произошло в стране, в городе, в нашем институте.
— А вечером — «Рабочая газета», — подхватил Алексей. — Будем зачитывать самые интересные статьи из центральной прессы. О международном положении, о борьбе с оппозицией.
— И музыку! — воскликнула одна из наших активисток, девушка по имени Катя, обладательница длинных кос (что было редкостью в это время) и чистого, звонкого голоса. — Обязательно музыку! Можно ставить патефон прямо к микрофону, и все всё услышат!
Так у нас появились первые дикторы. Ими стали те же студенты. Катя, с ее прекрасной дикцией, читала стихи и объявления. Павел, своим густым, солидным басом, вел «Политчас». Я сам иногда выступал с обзором технических новостей.
Но я понимал, что на одном энтузиазме мы далеко не уедем. Нам нужны были деньги. На новые лампы, на детали, на более мощный передатчик.
— А где взять деньги? — спросил я на очередном заседании нашего комитета.
— Собрать членские взносы, — предложил кто-то.
— Опять людей обирать! К тому же — это копейки, — отмахнулся я. — Нет, ребят. Деньги нужно зарабатывать!
— Как? — удивился Алексей.
— А вот так, — я показал ему газету, пестревшую объявлениями. — Реклама, товарищи! Двигатель торговли, как говорят нэпманы.
— Реклама? На комсомольском радио? — усомнился Алексей. — Нас же в разложении обвинят, в перерожденчестве!
— А мы будем рекламировать не что попало — только полезные, нужные советскому человеку товары! — ответил я. — Галоши завода «Красный треугольник». Папиросы фабрики «Дукат». Это же наши, советские предприятия! И частников можно. Но только тех, кто производит, а не спекулирует. Какая-нибудь артель «Красный сапожник». Они нам заплатят червонцами. А на эти червонцы мы купим новые детали и построим такой передатчик, что нас будет слышно не только в Харькове, но и в Москве!
Мои аргументы подействовали. Через неделю в нашем эфире, между сводкой новостей и революционной песней, прозвучало первое рекламное объявление. Поначалу аудитория была невелика, но мы через горком пробили идею устраивать «радиоточки», и постепенно наша радиостанция становилась
Тем временем вновь наступила весна. Учебный год подходил к концу. Я успешно сдал сессию; жизнь, казалось, вошла в стабильную, накатанную колею: учеба, завод, радио.
И вот однажды, в конце мая, меня вызвали в горком. В кабинете меня ждал не заворготделом, а сам первый секретарь Харьковского горкома, человек суровый, немногословный, из старых большевиков.
Он долго молча разглядывал меня, потом произнес:
— Слышал я о тебе, Брежнев. Много слышал. И про пионеров твоих в Каменском, и про вышку, и про радио. Хорошо работаешь. С размахом, по-большевистски.
Я скромно молчал, пытаясь догадаться, к чему он клонит.
— Секретарь вашей институтской ячейки, Алексей, заканчивает учебу. Уезжает по распределению на Урал, на большой завод. Нам нужен новый человек на его место. Человек с головой, с энергией, с организаторской жилкой.
Он сделал паузу, посмотрел на меня в упор.
— Партком и бюро горкома решили рекомендовать на эту должность тебя. Мы хотим выдвинуть твою кандидатуру на отчетно-выборном собрании в институте на должность секретаря комсомольской организации ХТИ. Как ты на это смотришь?
У меня перехватило дыхание. Секретарь комсомольской организации всего института! Это была не просто должность. Это была власть. Это был огромный, головокружительный скачок в моей карьере. От простого старосты группы — до руководителя одной из крупнейших комсомольских организаций в столице.
— Я… я готов, товарищ секретарь, — сказал я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Если партия и комсомол доверяют…
— Вот и хорошо, — кивнул он. — Готовься. Собрание через неделю. И помни: доверие нужно оправдывать. Делом. Ты понял, Брежнев? Делом! И первое дело такое: надо разгромить и поганой метлой выкинуть из комсомола всех сторонников Троцкого!
Глава 20
Остаток дня я провел, как во сне. Ноги казались ватными, в ушах шумело. Секретарь комсомольской организации всего института! Это не просто карьерный скачок, не-е-ет! Это — приглашение в большую политику, в ту самую внутрипартийную борьбу, к которой я столько лет морально себя готовил. Я думал, что готов. Но одно дело — знать правила игры, и совсем другое — оказаться на шахматной доске в роли одной из второстепенных фигур.
Почему выбрали именно меня? Алексей, наш нынешний секретарь, был отличным парнем, идейным, честным. Но он был «ленинцем» до мозга костей. Для него Ленин был иконой, а все остальные — просто его ученики. В нынешней ситуации, когда соратники скрупулезно делили наследие вождя, такая позиция была не самой выгодной: кому-то наверху явно нужен был человек, который четко определился со стороной.