Леонид Агутин. Авторизованная биография
Шрифт:
Странно и трепетно было мне одновременно ощущать присутствие прошлого и настоящего…
Глава вторая
Проза Беляева и кое-что из жизни отдыхающих
Из князи в грязи Первая фотосессия У синего моря… • Первая «гитара» • «А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер» • «Тике, тике, тачке…»
В конце мая 1969 года мы попрощались с Ленинским проспектом. Купили маленькую двухкомнатную квартирку с центральной проходной комнатой в кооперативном,
Нет, это не название станции метро – ее тогда еще не существовало. Последней на этой ветке была «Калужская». Наш шестой микрорайон строился на месте снесенных деревень и назывался Коньково-Деревлево.
О таких новостройках конца шестидесятых годов Борис Слуцкий писал:
Последний дом Москвы,а дальше – Не Москва,дороги и мосты,деревья и трава…Действительно, сразу за нашим домом простирался Битцевский лес.
А вокруг дома – непролазная грязь, глина. Никакого асфальта еще не было и в помине.
Машина, перевозившая наш небогатый скарб, остановилась метрах в ста от дома – подъехать ближе было невозможно. Шофер помог выгрузить вещи и уехал. Бабуля взяла внука на руки и, пожалев, что мы поторопились с переездом, осторожно выбирая дорогу, пошла к дому. За нею, согнувшись под тяжестью холодильника, двинулись муж и мой брат. Я осталась с вещами на пустыре, продуваемом со всех сторон холодным весенним ветром.
Казалось, что мужчины отсутствовали вечность: лифт в доме еще не подключили, а квартира находилась на тринадцатом этаже… Сколько они сделали таких ходок с вещами, не помню. Наконец, окоченевшая, я тоже поплелась вслед за ними.
– Ты представляешь, если бы нам еще и шкаф тащить? – съехидничал Вадим, остановившись перевести дух между этажами.
– Какой шкаф? – оторопел муж, едва не уронив свою ношу. – Типун тебе на язык!
И они оба рассмеялись.
К этому времени, посадив Лёню в большую коробку вместо манежа, бабуля приготовила нехитрый ужин и разлила по чашкам вино:
– С новосельем вас!
Так началась наша новая жизнь…
В дождливую погоду добраться до конечной остановки, от которой ходил автобус, можно было только в резиновых сапогах. А далее наблюдалась такая картина: люди на остановке мыли в луже грязные сапоги, засовывали их в пакеты и, переобувшись в приличную обувь, ехали в город. Возвращаясь домой, проделывали то же в обратном порядке. Вот так почти каждый день добиралась до нас бабуля.
Выйти погулять с сыном на первых порах было невозможно. Муж сразу уехал на гастроли. Лифт по-прежнему не работал. Мне же было тяжело подниматься с ребенком на тринадцатый этаж, а о коляске и думать не приходилось. Поэтому Лёня часами «гулял» на балконе, который на сей раз заделали основательно… Настроение у сына почти всегда
Иногда к вечеру на соседний балкон выходил молодой человек, такой же новосел, как и мы. Уже с первого раза мой карапуз привлек его внимание, и между ними быстро установились «дружеские» отношения. Кажется, Лёнька ждал этих встреч. И как только Борис (так звали соседа) появлялся с веселым приветствием, от грусти сына не оставалось и следа. Не знаю, как они понимали друг друга? Но понимали же! А если Борис начинал разговаривать со мной, то Лёня тут же ревниво перехватывал инициативу, требуя, чтобы все внимание было направлено на него.
Тогда я поняла, в чем дело: вместе с Нескучным садом малыш потерял ощущение свободы и возможность общения с разными людьми. Вскоре, однако, лифт запустили, и мы стали выходить гулять в лес. Снова люди, улыбки, разговоры, а значит – и прекрасное настроение…
Год жизни. Первая значительная дата. Мы с бабулей решили в этот день сфотографировать Лёню в фотоателье, что на Воробьевых горах – недалеко от ее дома.
По случаю субботы и летней жары народу там не было и нас сразу пригласили на съемку.
Фотографом оказался приветливый молодой человек с огромной черной бородой. Вот ее-то Лёня, наверное, и испугался. Подобное редкое случалось, но неожиданно для всех он разревелся. Прячась то за бабулю, то за меня, сын не поддавался ни на какие уговоры и ухищрения. Однако фотографу к таким сценам было не привыкать, и он терпеливо, по-доброму завоевывал доверие ребенка. И завоевал!
Лёнька, схватившись пухлыми ручонками за свои штанишки (как несколько минут назад он держался за мою юбку), поглядел на фотографа и лукаво улыбнулся. Момент пойман. Кадр снят. Контакт налажен, и дальше работать уже было легко… Та первая фотография в нашей семье стала самой любимой.
Однажды журналистка, которая готовила материал о Лёнином творчестве, попросила у меня какие-нибудь его детские фотографии. Я показала те снимки. Они ей понравились, и она взяла их для статьи в газету. Но опасаясь, что фотографии могут затеряться в редакции, решила сделать копии.
С этой целью журналистка приехала в фотоателье в центре Москвы. Ее встретил мастер – приятный мужчина средних лет с огромной бородой. Девушка объяснила ему цель своего визита и показала фотографии.
Он долго и очень внимательно разглядывал снимки. Затем поднял голову и удивленно спросил:
– Откуда они у вас?
– Мне их дала мама этого мальчика, – ответила журналистка.
– Этого ребенка снимал я. Давно, лет 25 назад. Наша мастерская тогда находилась на Воробьевых горах. Я очень хорошо запомнил этого малыша. Он, правда, испугался меня, но потом все наладилось. Фотографии с ним еще несколько лет висели на рекламном стенде нашего ателье.
«Вот даже как!» – подумалось мне. А мы и не знали, потому что никогда туда больше не приходили.
Только от журналистки фотограф узнал, что тот самый маленький мальчик, которого он когда-то фотографировал, теперь известный композитор, музыкант и певец Леонид Агутин.