Лешая

Петрова Лин

Свет, наши стены несущие, их трогать нельзя.

– Дура,- Светка вздохнула и отвернулась от меня.- Неужели не хочется раздвинуть границы своего сознания?

– Неа. Мне не жмёт, чего их раздвигать.

– А я уже записалась на эту неделю и аванс внесла.

– Так иди, послушай. Расскажешь что да как. Главное, чтобы потолок не обрушился. Кстати, на выходных что делаешь? Потолок хочу покрасить в домике.

– Не получится, матери обещала помощь.

– Так ты же после тренинга расширенная будешь. Вот и давай, одна нога

там, вторая у меня.

Светка кинула в меня полотенцем, я увернулась, смеясь.

– Паразитка такая. Давай в следующий раз, Даш. Матери не могу отказать, сама же знаешь. Она же сама кинется дела делать, потом сляжет.

– Прекрасно понимаю, Светунчик. Привет от меня передай.

– Обязательно,- кивнула подруга.- Я вот о чём всё чаще думаю, смотря на свою маму, что мы с тобой, две одинокие женщины на пенсии делать будем? Хотя до этого ещё далеко, но всё же..

– Ну почему же далеко. Мне до пенсии меньше года осталось.

– Чего??! Правда что-ли? Вот это новость так новость. А я, как возраст подняли, бессмертной должна быть. Везучая ты, Дашка.

– Ага. А на пенсии я буду жить у тебя. И нечего на меня смотреть- у тебя квартира и побольше, и побогаче. А мою сдадим. Летом на дачу, зимой путешествия. Заживём, Светка.

*

– Тварь поганая!

От неожиданности я остановилась. Это мне? Я медленно обернулась, но никого не обнаружила.

Грубый низкий голос продолжал.

– Заткнись, мразь подзаборная. Сколько можно пить.

Я так растерялась. А потом сообразила, что голос доносится с участка моей соседки. Гости у них? Тогда не понятно, как можно так себя вести в гостях. Безобразие просто.

– Да пошла ты. Сама заткнись, ……

Перепалка продолжалась, а до меня медленно доходило, что грубый низкий голос принадлежал Виктории Ивановне. Получается, что данный диалог происходит между супругами.

Неожиданно. Очень неожиданно. А дело меж тем дошло до предметов обихода, судя по доносившемуся звону. Раздался звук разбившегося стекла.

– Ах ты …..

Ой, может зайти к ним? Попробовать как-то семейный конфликт урегулировать? Чтобы он не перешёл в бытовое преступление.

Но тут полился витиеватый отборный мат из уст уважаемой Виктории Ивановны. Я обомлела. А потом даже заслушалась. А потом захотелось записать. И откуда эта приличная женщина знает… А ну да, она ведь техничка в школе. Там и не такому научишься.

Пойду я, пожалуй. А ведь хотела лишь взять хорошую лопату, чтобы копнуть картошки. Интересно же что уже выросло. Должна быть, ведь на рынке появилась молодая картошка в продаже. Если будет мелькая, так не беда. Я ее в сковородочке целиком зажарю в масле сливочном. Посыплю солью и съем за один присест.

Выкопав три куста, остановила процесс в задумчивости. Не понимаю, ботва есть, тогда где же сама картошка? Неужели не выросла. Ответ дала соседка по телефону.

– Так это кроты. Ага. Замучили совсем. Вы отпугиватели не ставили?

Я

лишь покачала головой.

Кроты. Ну конечно! Это аномальная дача какая-то. Упавший забор, украденный столб, отсидевший сосед и кроты, крадущие картошку. Что еще меня ожидает?

7

А через месяц я снова увидела силуэт большой фигуры. Теперь была уверена, что не привиделось. И мне даже показалось, что фигура стояла ко мне лицом. Но едва я замешкалась с пакетами, на том месте уже никого не оказалось. Странно это. Очень странно. Кто он? Но почему-то сердце было спокойно, страха не было.

Услышав звонок, ответила, не отводя взгляда от того места.

– Даш,- всхлип.- Даш.

Внутри похолодело.

– Мама в больнице. В реанимации. Что делать не знаю-ю-ю.

Она выла и всхлипывала и снова выла.

– Еду!

Мчалась, иногда нарушая правила. Туда где я нужна, где сейчас во мне нуждаются. Подруга, с опухшими от слёз глазами, кинулась мне на шею. И пока она не проревелась, я не могла толком узнать, что же случилось. Затем, закрывшись на кухне, села за телефон.

– Значит так. Пока ничего страшного не произошло. Врач сказал, что в реанимацию перевели, чтобы перестраховаться. Там и наблюдение круглосуточное и аппараты всякие. Её сейчас обследуют. Свет, ты меня слышишь.

Но подруга сидела, прислонившись к стенке, и смотрела на меня безучастным немигающим взглядом. Слышит да не слышит. Вся в своих мыслях.

Нужно её расшевелить, растормошить. Тут в квартиру вбежал Пашка. Его руки тряслись, губы побелели. Кажется, еще немного и мальчишка в обморок упадёт.

– А ну цыц!- закричала я.

– Вы чего живого человека хороните? Чего оплакиваете? Еще ничего страшного не случилось!

Пашка сразу обмяк, приходя в себя. А Светка захлопала глазами.

– Говорю же, ничего страшного. Нужно куриный бульон тёте Ане наварить. Светка, чем мать кормить будешь? А ну вставай, горемыка, курица суповая есть у тебя? Нет? Пашка дуй в магазин. Вот еще список, что купить нужно в больницу.

Я специально не произнесла вслух слово реанимация. Для нас, простых людей, это страшное слово.

– Свет, халат есть порядочный у мамы? А тапки?

Меж тем я провела её на кухню и налила холодной воды в стакан. Вроде в порядок пришла, хоть отвечает на мои слова киванием головы.

Тут уж я призадумалась, что дальше с ней делать. А то сядет сейчас, уставится в одну точку. Думай, Даша, думай. Что делает женщина в стрессовом состоянии? Правильно, убирает, моет, чистит. Так сказать, замывает своё горе. Вот и сейчас нужно замыть, растворить тревогу.

– Свет, нужно бы прибраться тут. Тётю Аню выпишут, ты же её сразу домой не отпустишь? К себе ведь заберешь? Ну вот. А тут пылюка. Когда в последний раз по углам мела? А больному человеку чистота необходима, свежий воздух.