Лесной глуши неведомые тропы

Ядовитая Змея

Я должна забыть, что он просил меня стать его женой.

Но что он сказал перед тем? Я силилась вспомнить, цепляясь за странную, глупую надежду… что-то об утешении? Ему не нужно мое утешение?

Пронзенная внезапной догадкой, я едва снова не подскочила на постели. Мне пришлось сдерживая себя, чтобы не начать тормошить Энги, расспрашивая, что он имел в виду. Ведь если он думал, что я собиралась его утешать, значит, ожидал от меня отказа? Вот же глупый! Мне всего-то надо было немного времени, чтобы обдумать его слова, а он уже напридумывал себе невесть что!

Чем дольше я думала над его словами,

тем легче становилось на душе. Значит, он вовсе не передумал, а просто боялся отказа! Что ж, завтра, на свежую голову, я сумею его удивить. И утешить. И обрадовать.

Высушив слезы, я облегченно улыбнулась и закрыла глаза. Недаром поучала меня старая Ульва: «Вечер — время творить глупости, а утром говорит сама мудрость».

Глава 11. День уплаты

Сквозь сладкую дрему и сонное тепло, уютно разлившееся под шерстяным одеялом, назойливо пробивался пронзительный заунывный звук. Зимним утром одеяло по обыкновению оказывалось на голове, защищая лицо от холода, вот и теперь мне пришлось слегка приспустить его край, чтобы прислушаться получше. Носа тут же коснулся студеный воздух: печь, разумеется, за ночь совсем остыла. Я нехотя протерла глаза и взглянула за окно: ночную темень едва-едва начинал развеивать занимавшийся рассвет. Совсем рано.

Звук как будто бы стал отчетливей и ближе. Волки. Разгневаны, собраны в стаю и… зовут меня? Нехорошее предчувствие взбодрило не хуже предрассветного озноба. Что стряслось? Отчего опять недовольны звери?

Обычно мое утро начиналось с разведения огня в остывшей печи, но в этот раз было не до того. Поспешно натянув на себя платье и чулки, я наскоро умыла лицо ледяной водой, сунула ноги в высокие овчинные сапожки, накинула платок и тулуп и тихо, осторожно ступая и стараясь не разбудить посапывающего на соседней лежанке Энги, вышла во двор.

Злые, горящие в свете затухающих звезд глаза смотрели прямо на меня из-за густого подлеска близ высокого плетня.

Выходи к нам, двуногая сестра, — разобрала я в глухом волчьем рычании. — Твой человек сделал зло. Тебе исправлять.

— Что случилось? — сумели шевельнуться мои холодеющие губы, когда я с опаской вышла за ворота.

Следуй за нами.

Проваливаясь в глубокий снег и чувствуя, как влажный холод забивается в высокие сапожки, я послушно последовала за вожаком. Озираясь по сторонам, видела, как угрюмые волки взяли меня в кольцо, отрезая возможность к побегу. Впрочем, бежать я и не собиралась: зачем? До сей поры звери меня не трогали, а если им вдруг и вздумается меня сожрать, бегством спастись точно не удастся.

Небо неумолимо серело, и совсем скоро я стала лучше различать цвет шерсти на каждом из сильных хищников и лютую злость в горящих глазах. Шли мы не слишком долго — к поредевшему лесу у окраины деревни, пока я наконец не увидела место, к которому меня вели.

Небольшая самка, волк-первогодок с красивой светло-серой шерстью сидела на примятом снегу, покрытом свежими кровавыми каплями, и низко прижимала голову к передней лапе. Завидев сородичей, она встрепенулась и настороженно посмотрела на меня ясными голубыми глазами. Ее поджарые бока тяжело опадали в такт дыханию, пасть беззвучно скалилась,

обнажая кончик ярко-красного языка среди белых клыков. Переднюю лапу волчицы крепко прихватили острые зубья тяжелого капкана. Никаких следов, кроме волчьих, разглядеть я не сумела — если они и были, то их за ночь успело занести ровным слоем свежего пуха.

Матерый вожак угрюмо перевел взгляд с несчастной пленницы на меня и сердито зарычал.

Твой человек хотел убить нашу сестру, — пронеслась в голове угроза.

— Нет, он не мог, — уверенно качнула я головой и присела на колени возле волчицы. — Это не он.

Медленно и осторожно взялась за холодные створки капкана и попыталась оттянуть их в стороны. Слишком крепкий.

Запах не лжет. Твой человек убил нашего вожака. Твой человек убивал в лесу нашу пищу. Теперь твой человек оставляет железные зубы для наших братьев. Мы убьем его.

— Он сделал это… сам? — тихо спросила я.

Он и еще пара. Если сунутся в лес — убьем и этих.

Капкан поддавался неохотно — уж очень был крепок, а озябшие пальцы плохо слушались и неловко скользили по заледеневшему металлу. Наверняка Хакон смастерил… А он любые вещи делает на совесть.

Горячее дыхание волчицы касалось моего лица — ей было больно, но она молчала, даже не скулила. Хорошо хоть не пытается кусаться.

Я поднялась и посмотрела в глаза вожаку.

— Сейчас найду палку покрепче и освобожу вашу сестру. Но вы не должны убивать моего человека. И вообще людей. Я запрещаю вам.

Огромный волк ощерил пасть, короткая шерсть собралась складками на вытянутом широком носу.

Мы долго терпели, двуногая сестра. Нас убивают — мы убиваем. Не смиримся.

— Зачем вы подходите к нашему жилью? — почему-то не испытывая страха, я шагнула к нему. — Живите в лесу. Не будете подходить близко — вас не будут трогать.

Твой человек убивал в лесу нашу еду. Мы взяли вашу. Это справедливо.

— Это неправильно, — я сердито качнула головой. — Если продолжите вредить людям, на вас продолжат ставить капканы. Уходите в лес, подальше от людей, и все останутся живы.

Вожак не ответил, злобно глядя на меня, и я вспомнила о том, что другой волк терпеливо ждет моей помощи. Поторопилась отломить сук покрепче от ближайшей молодой осины и вернулась к волчице. Осторожно просунув сквозь зубья палку, с ее помощью поддела створки и разжала капкан. Волчица отпрыгнула в сторону, поджав лапу, и тут же принялась ее вылизывать, окруженная взволнованными собратьями.

— Ее лапу надо залечить, — сказала я, обращаясь к главному. — Подождите меня здесь, я схожу за мазями.

Твоя помощь больше не нужна, двуногая. Сестра справится, — пронеслись в голове сердитые слова, которые чудились мне в неприветливом рыке.

Не прекращая смотреть ему в глаза, я подошла ближе и встала перед ним на колени. Медленно протянула ладонь и опустила на широкий загривок. Волк был очень недоволен — я видела это по его оскаленной пасти, прижатым ушам и вставшей дыбом шерсти на загривке, но не сделал попытки отойти. По какой-то неведомой мне причине они считали меня своей и повиновались. Временами. Увы, я не имела представления о том, как ими управлять. Я могла лишь использовать свой дар понимать их речь и говорить с ними.