Лесной глуши неведомые тропы
Шрифт:
Я снова забилась в чужих руках и набрала полную грудь воздуха, чтобы закричать, но чья-то широкая ладонь крепко стиснула мне рот.
— Молчи, Илва. Молчи, если сама хочешь жива остаться, — зашептал над ухом голос Ираха. — Криком его не спасешь. И смотреть туда не надо. А если хочешь помочь… беги лучше домой и возьми своих снадобий. — Он развернул меня лицом к себе и резко встряхнул, вглядываясь в мое лицо. — Слышала?
Чувствуя, что теряю рассудок от ужаса, я кивнула. Глаза Ираха удерживали мой взгляд словно невидимыми нитями. Казалось, если я опущу веки и разорву эти тонкие
— Беги, Илва. А как возьмешь все, что потребуется, возвращайся в трактир. Не на площадь, слышала? — Он снова встряхнул меня за плечи, и я снова кивнула, давясь рыданиями. — В трактир! Сядь в харчевне и тихо жди, пока мы не вернемся. Я приведу туда Тура, если… — он осекся, и из моих глаз градом покатились слезы.
Если к тому времени он останется жив. Кнутом в наших краях били редко, и чаще всего тех, кто был приговорен к позорной смерти. С Милдреда станется стоять и смотреть, как в муках умирает досадивший ему строптивец. Энги уже довелось испробовать господского кнута, но теперь рядом нет рассудительного лорда Хенрика, который мог бы удержать горячую руку сына.
Послышался удар молота, и я невольно оглянулась. С Энги успели опять сдернуть одежду и заковать в колодки, подставляя палачу оголенную спину с красной полосой от плети. А тот уже с явно недовольным видом пропускал сквозь кулак и придирчиво осматривал гибкую часть кнута.
— Не смотри, Илва! — снова дернул меня Ирах и развернул лицом к себе. — Лучше беги, пока никто не видит.
На подгибающихся от накатившей слабости ногах я побежала в сторону дома. Звонкий щелчок кнута успел достигнуть моих ушей, и я снова стиснула их ладонями. Нет, Ирах прав. Страх затуманивает разум, нельзя думать о том, что станет с Энги. Он будет жив. Он не может умереть. Ведь он ни в чем не повинен!
И дернули же бесы эту дурочку Миру бежать от стражника! Ну что бы он ей сделал?! Приложился бы пару раз к мягкой части, опозорил бы перед народом — ну так что за беда? Разве не позорно само ее занятие? Поди, и так половина деревни видала, что у нее под юбкой. Лорду хотелось всего лишь позабавиться, а теперь его аж трясет от злости.
А Энги! Ну что за нелегкая повела его наброситься на стражника, а потом и на лорда?! Ну когда уже жизнь его научит, что нельзя перечить тем, кто имеет власть над тобой? И чего он добился? Шлюху от позора уберег? А сам теперь спину под кнут подставил?
Забивая свою голову бесполезными мыслями, я старалась отвлечь себя от ужасного тянущего чувства в груди. Мое бедное сердце будто сковали железные кольца. Увижу ли я Энги живым?
Нет, нельзя думать об этом. Нельзя.
Мне казалось, я бегу так долго и быстро, что уже могла бы домчаться до края королевства; на самом же деле силы покинули меня, едва я добралась до кромки леса. Споткнувшись, упала на колени, уронила в снег лицо и зарыдала в голос, чувствуя на щеках колючее жжение.
Бесполезно. Его уже не спасти. Чем помогут мои мази против кнута?
«Беги, Илва», — зазвучал в голове голос Ираха.
Отдышавшись, я поднялась, утерла слезы и поплелась дальше. Надо успеть.
Мне казалось,
Так и не отогревшись до конца, я подвигала пальцами и шагнула в чулан. Перекинула через плечо суму, нагребла в нее баночек почти без разбору. Мазь от ссадин, трава, притупляющая боль, дурман-трава. Но этого мало. До боли стиснув губы, взяла коробочку с иглами и весь запас шелковых нитей.
Рубаха наверняка насквозь пропитается кровью, уже не выстирать. А запасной-то и нет: думала стирать сегодня. Хотя какое теперь дело до куска никому не нужного тряпья?
Утерев запястьем выступившие слезы, я оглядела горницу и подошла к своей лежанке. Вытащила из-под нее коробку со своим богатством. Достала свою славную куколку-подружку, положила рядом портрет старой Ульвы.
— Помогите мне, заклинаю вас старыми духами. Помогите. Пусть он не умрет.
Но погоревать вволю было некогда. Снова спрятав свои сокровища в коробку, я утерла льющиеся потоком надоедливые слезы, поправила ремень сумы и решительно направилась назад.
Не на площадь, сказал Ирах. В трактир.
***
В пустом зале харчевни было пусто и холодно — я успела первой. Трясясь от озноба, положила суму на стол и присела у камина. Уж лучше что-нибудь делать, чем совсем ничего. Сгребла золу в заботливо подставленное рядом ведерко, положила сухих дров, разожгла огонь. Подумав, прошла на кухню, куда меня прежде не пускали, разыскала бочку с водой, зачерпнула воды в большущий котел и повесила над огнем греться. Рядом пристроила котелок поменьше: для отваров.
Несмотря на то, что вскоре харчевня наполнилась приятным теплом, меня все так же трясло, но едва ли от холода. Щеки запылали: после колючего мороза кожа загорелась огнем. Стало жарко, и я размотала платок, стянула с себя тулуп, вымыла руки. Подождала немного, вымыла еще раз.
Что же так долго?
Нет, не думать об этом. Не думать.
Наконец, я взвилась на месте: со двора послышались голоса. Хлопнула входная дверь, и в харчевню ввалились мужчины: Ирах и Хакон. Между ними мешком висел Энги, чья голова болталась ниже плеч: он был без сознания. Его так и не одели, кто-то из женщин позади положил на лавку свернутые в узел подлатник и рубаху. Кожа Энги посинела от холода, на плечах, руках и груди застыли замерзшие струйки крови.
На спину посмотреть не хватало смелости.
— Несем наверх, — негромко скомандовал Ирах Хакону, — рядом с Мирой пустая комната с очагом.
— Еще дрова на него изводить! — попробовала возмутиться семенящая следом Руна, но Ирах обратил на нее внимания не больше, чем на зудящего над ухом комара. — Погоди, хоть постель дерюжкой застелю, ведь кровью изгваздает!
— Да уймись ты уже! — рявкнул Ирах, поравнявшись со мной. — И чтоб духу твоего наверху не было! А ты, Илва, чего расселась, будто принцесса на троне? Быстро наверх!