Лети, светлячок

Ханна Кристин

– Тогда Талли позвони. Она собиралась к одиннадцати приехать.

Джонни кивнул, но сейчас Талли волновала его меньше всего.

– Ну ладно, – Марджи потерла ладони, – я тогда отнесу еду из холодильника в морозилку в гараже.

– А я позвоню в магазин, – сказад Бад, – попрошу пока молоко не привозить. И в полицию заодно – пускай за домом приглядывают.

Джонни об этом и не подумал. К поездкам их семью всегда готовила Кейт.

Марджи погладила его по плечу.

– Иди бронируй билеты. Мы тебя прикроем.

Он

поблагодарил их и ушел в кабинет. Всего двадцать минут за компьютером – и он забронировал все, что надо. Без десяти семь у Джонни уже имелись билеты и подтвержденная бронь машины и коттеджа. Осталось только детям сказать.

Джонни направился в комнату близнецов, подошел к двухъярусной кровати и обнаружил, что оба сына, прижавшись друг к дружке, словно пара щенков, спят на нижней кровати. Он потрепал Лукаса по голове:

– Эй, Скайуокер, вставай.

– Это я Скайуокер, – сонно отозвался Уиллз.

Джонни улыбнулся.

– Ты же Вильгельм Завоеватель. Забыл?

– Вильгельма Завоевателя никто не знает, – Уиллз, одетый в сине-красную, как костюм Человека-паука, пижаму, уселся в кровати, – про него надо видеоигру придумать.

Лукас привстал и заспанно огляделся:

– Уже в школу пора?

– Сегодня без школы обойдемся, – ответил Джонни.

Уиллз нахмурился:

– Это потому что мама умерла?

Джонни вздрогнул.

– Почти. Мы летим на Гавайи. Научу моих детишек виндсерфингу.

– Ты же сам не умеешь. – Уиллз по-прежнему хмурился. Мир уже лишился его доверия.

– А вот и умеет. Правда ведь, папа? – Из-под длинной челки Лукас вопросительно взглянул на отца. Лука-Верующий. – А через неделю уже буду и я уметь!

Мальчишки развеселились и, пихаясь, радостно запрыгали по кровати.

– Чистим зубы и одеваемся! Я через десять минут вернусь – и соберем вещи.

Лукас с Уиллзом слезли с постели и, по пути подталкивая друг дружку локтями, побежали в ванную.

Джонни вышел в коридор и постучал в комнату дочери.

– Что? – устало послышалось из-за двери.

Собравшись с духом, он вошел в комнату Мары. Джонни знал, что уговорить дочку, одну из самых популярных девчонок в школе, ни с того ни с сего отправиться на каникулы будет непросто. Для Мары важнее друзей никого нет. Особенно сейчас.

Стоя около незаправленной постели, она расчесывала длинные волосы, черные и блестящие. Мара уже оделась в школу: мешковатые джинсы с низкой талией и футболка, которая по размеру больше подошла бы двухлетке, – хоть прямо тут же отправляйся в турне вместе с Бритни Спирс. Джонни подавил раздражение, неподходящее время препираться из-за моды.

– Доброе утро. – Джонни прикрыл за спиной дверь.

– Привет, – бросила Мара, не глядя на него.

В голосе у нее отчетливо звучала сдержанная резкость, появившаяся, когда Мара стала подростком. Джонни вздохнул – похоже, даже

горе его дочь не смягчило. Не исключено, что она после смерти матери даже сделалась еще неуживчивее. Мара отложила расческу и взглянула на отца. Теперь он понимал, почему Кейт так обижало осуждение в глазах дочери. Мара как никто умеет обжигать взглядом.

– Прости, что я вчера вот так… – сказал Джонни.

– Да забей. У меня сегодня после уроков тренировка по футболу. Я возьму мамину машину?

На слове «мамину» голос у нее дрогнул. Джонни присел на кровать, думая, что Мара сядет рядом. Однако надеялся он зря. Усталость волной накрыла Джонни. Мара, спору нет, хрупкая и уязвимая. Вот только Мара… совсем как Талли. Ни та ни другая не готова показывать слабость. Они сейчас все такие. И в эту минуту Мару заботит лишь то, что он мешает ей собираться в школу, – господи, да она каждое утро уделяет сборам больше времени, чем монах – утренним молитвам.

– Мы на неделю уезжаем на Гавайи. Можем…

– В смысле? Когда?

– Через два часа выезжаем. Кауаи…

– Даже не думай! – выкрикнула она так неожиданно, что Джонни забыл, что хотел сказать.

– Почему?

– Мне нельзя школу прогуливать. Надо баллы набирать для университета. Я маме обещала хорошо учиться.

– Мара, это замечательно, но нам всем надо побыть вместе, одной семьей. Прикинуть, как жить дальше. Если хочешь, можно официальное разрешение получить.

– Если я хочу? – Мара топнула. – Ты вообще ничего про поступление не знаешь. Ты вообще в курсе, какая там конкуренция? Я сейчас, значит, буду балду пинать – а поступать мне потом как?

– Одна неделя погоды не сделает.

– У меня сегодня алгебра, папа. А еще история Америки. И я в школьной команде по футболу.

Джонни знал, что есть два способа действовать – один правильный и один неправильный. Вот только какой из них правильный, он не знал и, честно говоря, слишком устал и чересчур переживал, чтобы морочиться с выбором. Он встал:

– В десять выезжаем. Собери вещи.

Мара схватила его за руку:

– Можно я с Талли останусь?

Взглянув на дочь, Джонни заметил, как злость красными пятнами расползается по ее бледной коже.

– С Талли? В компаньонки заделаешься? Нет.

– Со мной бабушка с дедушкой поживут.

– Мара, мы уезжаем. Мы вчетвером должны держаться вместе.

Дочь снова топнула:

– Ты мне всю жизнь испортил!

– Очень сомневаюсь.

Он понимал, что ему следует сказать что-нибудь веское, значительное. Но что? Ему уже осточертели банальности, которыми люди привыкли откликаться на чужую смерть. В то, что время лечит любые раны, что Кейт ушла в лучший из миров и что жизнь продолжается, он не верил. Кормить Мару, которой явно приходилось так же тяжко, как ему самому, пустыми, избитыми фразами, Джонни не мог.