Летописи Великого Похода
Шрифт:
– Да кто ты такой? – не выдержал десантник.
Голос тихо засмеялся.
– Я – рациональная, задумчивая и сдержанная часть человека, который никогда в жизни не был ни рациональным, ни задумчивым, ни сдержанным. Я – то, чего нет, и что не так давно перестало быть возможным.
– Такое впечатление, что ты псайкер, – бросил десантник.
Оглушительный хохот раскатился в темноте, отразился от камней и ударил по чувствам.
– Так меня никогда не называли, – отсмеявшись, сказал невидимка. – Никогда бы
– Капитан? – десантник вновь на мгновение замер.
– Да, – подтвердил голос. – Ты носил это звание раньше, носишь и впредь. Еще не вспомнил? Еще не вспомнил, как впервые познакомился со своим идеалом и чуть не погиб?
– О чем ты?
Камень дергался под мощными ударами закованных в керамит кулаков, но грохот нисколько не мешал десантнику – каждое слово незримого собеседника звучало по-прежнему ясно и отчетливо.
– Ты поймешь, – заверил он. – Ты уже вошел в легенды – прошел сквозь смерть, стоял рядом с переродившимся, привлек к себе внимание древнейших… У тебя уже есть своя судьба, капитан.
– Какая еще судьба? – рявкнул в ответ десантник. Тайны и недомолвки раздражали его все больше.
– Ты еще не осознал? – мягко произнес голос. – Что ты делаешь сейчас?
– Я пытаюсь выбраться из этой ловушки! – прорычал десантник. – Я разбиваю камни и зачем-то болтаю с тобой!
Невидимка тихо рассмеялся.
– Ты так прямолинеен, так целеустремлен, капитан. Ты можешь выбраться из любого плена, кто спорит. Но видишь ли, какое дело…
Он вновь засмеялся.
– Ты выбрался из-под земли три часа назад.
Десантник замер.
Мир вокруг разлетелся осколками, камни пропали, земля растворилась. Темнота исчезла, словно вокруг разом вспыхнули сотни прожекторов.
Он увидел, что его окружало на самом деле.
Город был давно уничтожен залпами артиллерии, но некоторые дома еще стояли, взметнув к небу обломки стен. Вся земля была изрыта воронками и окопами, изорвана долгими днями сражений…
И залита кровью.
Она была везде – на стенах, на земле, казалось, даже рассеяна в воздухе. Даже из толпы обычных людей не вылилось бы столько крови – но множество тел вокруг обычными и не были.
Космодесантники. Павшие космодесантники.
Он переводил взгляд с одного мертвеца на другого, автоматически оценивая раны каждого. Вот один – с отсеченной головой, она вмята в землю, шлем разрублен напополам, и в тусклых лучах солнца видны края костей и серая слизь.
Вот другой – кираса доспеха распорота, оба сердца вырваны прочь, другие органы обратились в кашу, перемолоты острыми зубьями.
Третий и четвертый – броня разбита, тела обуглены жарким пламенем, и даже авточувства доспеха не смягчают вони от поджаренного мяса.
Пятый, шестой, седьмой… Все мертвы, у всех тела рассечены, искромсаны, сожжены или разорваны. И хотя десантника не страшило само поле битвы – но что-то в этой картине было таким пугающе неправильным, что он содрогнулся.
Через мгновение мелькнула
В руке надсадно выл цепной топор, покрытый липкой красной жидкостью по самую рукоять. Рядом валялся полностью опустошенный огнемет, который и поджарил воинов в их же броне; десантник осознал, что и это оружие совсем недавно было сжато в его пальцах.
И что на доспехах всех погибших – те же цвета и знаки, что и на его собственном.
Кровь словно смыла туман с разума десантника, сорвала прочь пелену с глаз. В памяти разом всплыло все: название планеты, геральдика врагов и друзей – и собственное имя.
– Это Скалатракс. Мы воюем с Детьми Императора, – сорвалось с его губ. – А меня зовут Кхарн. Капитан Восьмой роты Пожирателей Миров.
– Да, ты Кхарн, – произнес голос из-за спины. – Но с этого дня тебя будут называть «Кхарн Предатель».
Очень медленно Кхарн обернулся. Казалось, кровь и смерть вокруг не только сорвали иллюзию и вернули воспоминания – но и дали разуму былую остроту. Он уже знал, кого увидит.
Кто еще мог знать его жизнь столь хорошо? Кто еще не был рациональным, задумчивым и сдержанным? И кто еще на его глазах отверг все эти качества?
Перед Кхарном высился гигант в багровых доспехах; рукояти двух исполинских топоров выглядывали из-за его спины. Он превосходил десантника так же, как сам Кхарн – обычных людей; лицо великана украшали шрамы, но выбритый череп был совершенно гладким. Ни следа вживленных кабелей, которые Кхарн всегда видел на затылке этого человека.
Своего примарха.
– Ангрон, – прошептал он.
– Он самый. Не совсем такой, каким ты привык меня видеть… но ты ведь хотел, чтобы таким я и был, Кхарн? Ярость в бою, рассудительность вне боя, власть над гневом и расчет в пылу бешенства?
Никогда в жизни Кхарн не видел на лице Ангрона такой улыбки: ироничной, почти мягкой и беззаботной.
Она наполняла сердце куда большим ужасом, чем злобный оскал или бешеные глаза.
– Это невозможно, – выдохнул Кхарн.
– Как я тебе и сказал, – засмеялся Ангрон. Голос был прежним – низкий и мощный, наполненный силой. Лицо точно такое же, как раньше, только нет «гвоздей мясника». Но выражение глаз, ироничное спокойствие в голосе, выбор слов – все это было чужим, еще более чудовищным, чем знакомое ему по реальности демоническое обличье примарха.
– Ты не Ангрон! – выкрикнул Кхарн.
– А кем я могу быть? – улыбнулся Ангрон. – Удивительно спокойный демон Кровавого Бога, проникший в твою душу? Осколок души примарха, никогда не получивший развития и исторгнутый прочь его преображением? А может, просто видение, сотворенное твоим разумом?
Он наклонился вперед, тихо рассмеявшись.
– Итак, ты – сосуд демона, вместилище куска души отца или просто безумец. Выбирай, Кхарн. Что тебе больше нравится?
– Я не безумец, – хрипло ответил Кхарн, не веря самому себе. – Я не сошел с ума!