Летописи Великого Похода
Шрифт:
– Вот, видишь? – спросил Семерхет. – А если заменить удержание топора клинком своей воли…
– …то можно будет представить, как зубы разума впиваются в сердце врага и вспарывают его! – засияли глаза Крадара. Он взмахнул рукой, и бассейн со всплеском выплюнул фонтан крови, будто библиарий и впрямь вырвал невидимое сердце.
– Точно, – подтвердил Семерхет. – Потом потренируемся, но теперь, насчет ассоциаций…
Кхарн отступил назад. Происходящее превращалось в нормальную боевую тренировку, и капитан мог вздохнуть с облегчением.
Когда
Семерхет повесил и то, и другое на стену, и говорил братьям по Легиону:
– Никакие они не кровожадные тупицы. Просто нужно найти общий язык и нужные символы. Основа цивилизации, не правда ли?
02.02.2015 – 15.02.2015
Отцовский выбор
Планету Кхур обжег огонь. Великий город Монархия обратился в руины. Полностью верный Империуму и почитавший Императора мир был сокрушен по приказу того самого Императора, отринувшего законное почитание.
Кор Фаэрону даже думать об этом было тяжело. Несмотря на его собственные убеждения, он гордился тем, как его приемный сын берет забывшие единство миры и выковывает из них безупречно верные и верующие планеты.
Но сейчас в глазах Лоргара он видел одно лишь страдание и непонимание. Почти как у ребенка, несправедливо обиженного отцом.
И что с того, что это дитя выше даже гигантов-космодесантников, его организм способен справиться с любыми ранами, а удар его палицы сокрушает танковую броню? Кор Фаэрон помнил примарха Несущих Слово еще младенцем, улыбающимся среди обломков капсулы, в которой он рухнул на Колхиду.
В зале их было только трое.
Лоргар, облаченный лишь в набедренную повязку и отрешенно просеивавший сквозь пальцы пепел Монархии в крупной чаше рядом. Золотистая кожа примарха побледнела, святые письмена-татуировки резко выделялись на ее фоне. Сейчас, ссутулившись и поникнув головой, он не казался таким исполином как обычно.
Сам Кор Фаэрон, покрывший тело серым одеянием жрецов Колхиды. Из собравшихся здесь он был наименее крупным — ни изменений Астартес, ни совершенной физиологии примарха: лишь продлевающие жизнь процедуры и имплантаты, позволяющие человеку приблизиться к силе космодесанта.
И Первый капеллан Эреб в подобающем его рангу черном облачении. Выбритая и покрытая письменами голова, смиренное выражение на лице. Но Кор Фаэрон знал, о чем Эреб сейчас думает, как благодарит про себя Пантеон за внезапно представившийся шанс привести примарха к тайной истине. Император сжег их труды, поставил легион Несущих Слово на колени, сокрушил веру своего сына. Теперь на ее обломках можно было выстроить все заново.
Фразы летали между Лоргаром и Эребом, истинного их смысла примарх еще не видел. Кор Фаэрон слушал отстраненно, но понял, когда ему надлежит вмешаться. Наклонившись вперед, он положил тонкую руку
— Сын мой, если ты хочешь о чем-то поговорить… Выскажись.
Очень давно он так не обращался к своему гениальному и ниспосланному богами приемному сыну.
— Когда я опустился на колени перед Императором, — произнес Лоргар. — Когда рассвет залил янтарем красные купола Варадеша… Видел ли ты все так же, как и я?
— Лоргар, тебе не понравится мой ответ, — произнес Кор Фаэрон, отворачиваясь.
— Мне многое не нравится в последнее время, но все же я хочу знать, — Лоргар мягко рассмеялся, и губы Кор Фаэрона тронула улыбка. Примарх остался таким же, каким был. Он не позволил теологии Колхиды изменить себя — напротив, он докопался до противоречий и изменил веру всей планеты. — Говори правду, даже если твой голос дрожит.
— Я видел бога в золотых доспехах, — медленно произнес Кор Фаэрон. Краем глаза он отметил, как напрягся Эреб — подходил ключевой момент. — Он был очень похож на тебя, хотя и старше, но, в чем это выражалось, я не мог понять. Я никогда не замечал за ним особого великодушия.
Слова плавно текли с языка; впервые Кор Фаэрон искренне и открыто говорил о том, что испытал в тот день. Делился своими мыслями, сотворенными из долгих размышлений и бесед: о том, как братья-примархи воплощают грани характера своего Отца, о том, что Лоргар — отражение надежды и веры в лучшее будущее.
С каждым словом он ощущал, как приближается поворотный момент. Как они с Эребом помогут Лоргару вступить на путь поклонения Пантеону, великим богам Хаоса.
И с каждым словом росло странное ощущение. Кор Фаэрон вспоминал ярость, которая клокотала в нем при виде унижения примарха, соотносил ее с теми чувствами, которые испытывал сейчас, глядя на безмерную печаль в глазах Лоргара.
— Но что заставляет Отца постоянно искать кровопролитий? — спросил примарх. — Почему на каждый заданный ему вопрос он отвечает лишь разрушениями?
Сейчас был идеальный момент для слов о несовершенстве Императора как бога. Для разговора, который подтолкнет его сына в должную сторону. Для безупречного исполнения воли Пантеона и предания Лоргара в Их руки.
Кор Фаэрон помедлил, размышляя равно над прозвучавшим вопросом и над вопросами в собственной душе. И произнес:
— Я не смогу ответить тебе, сын мой. Сейчас нам всем слишком больно говорить об этом; давай вернемся к этой теме позже.
Эреб метнул на союзника изумленный взгляд. Он ожидал совсем другого.
В глазах Лоргара же сверкнула благодарность, он мягко улыбнулся приемному отцу, который знал его столь хорошо. И выражение его лица лишь укрепило решимость Кор Фаэрона.
Колхидский священник поднялся на ноги.
— Мы с Эребом оставим тебя, сын мой. Отдохни, прошу тебя. Даже у твоих сил есть пределы, а ты нужен своему Легиону.
— Спасибо, — тихо сказал Лоргар. — Спасибо тебе.
— Что ты делаешь? — возмущенно спросил Эреб, когда они удалились от зала. — Это был идеальный момент!