Летучий корабль
Шрифт:
– Ерунда! — свободной рукой он тянется за сигаретами на прикроватном столике: — Будешь?
То, что он курит, это даже и не сигареты, это маленькие сигары, сигарильи, как он их называет. И я теперь знаю, почему у его губ этот миндально-вишневый вкус — это от них. У меня отношения с ними не складываются, они без фильтра и ими не следует затягиваться, а у меня не получается.
– Гарри, — говорит он, не переставая гладить меня по плечу, — я знал, как действует зелье. Я знал, что надо тянуть время, что с каждой минутой ты все меньше и меньше будешь чувствовать боль, а, значит, у тебя будет больше шансов продержаться то время, которое тебе отвели.
– Отвели? Но ты же тоже…
–
– А зелье? Тоже ты?
Разумеется, это глупый вопрос, не Малфой же его варил. И я вдруг вспоминаю, как Северус ушел той ночью, когда мы так глупо попались, прямо посреди допроса. И, конечно же, это он, а не сэр Энтони, послал Патронуса Драко…
– Ну а кто же? Когда стало ясно, что ты решил сдаваться вместе со всеми, хотя было абсолютно ясно, что ты-то практически не при чем, выбора уже не было. Ни у тебя, ни у меня. Я знаю, что тебе все равно было плохо, но лучше уж так… Это зелье вызывает видения, ты вообще не должен был быть в сознании.
Значит, поэтому он так открыто говорил с Малфоем о том, что собирается забрать меня сюда… Думал, что я не слышу… Почему я в тот момент не решаюсь спросить его о том, правда ли Корабль был ловушкой? О чем он договаривался с Малфоем, перед тем, как вложил мне в руку портключ, выбросивший нас обоих на Кес? Он бы не ответил? Я не знаю. Скорее всего, нет. Поэтому я опять задаю вопрос, тоже очень важный, но… не главный:
– А что ты собираешься делать с Роном и Невиллом?
Мне кажется, ему не нравится, что я спрашиваю его об этом, но я не вижу сейчас его лица. Его вообще раздражала эта моя любовь к друзьям, к сэру Энтони — ко всем, кто был рядом со мной. Ревность? Наверное, да. И не только она, но это мне станет понятно значительно позднее. Думаю, если бы он так не дорожил тогда нашей неожиданной близостью, моей невесть откуда взявшейся доверчивостью, он бы сказал что-нибудь в духе «что, Поттер, думаешь, отработал ли ты уже поблажки для своих приятелей или надо еще постараться?», но он не говорит ничего подобного. Просто целует меня в висок и неохотно отвечает:
– Знаешь, мне кажется, твоим друзьям не повредит, если несколько дней они проведут в тюрьме на острове. Никто не собирается морить их голодом и жаждой. В конце-концов, они неплохо устроились, прячась за твоей спиной.
Я пытаюсь возразить, но он не позволяет, просто прижимая пальцы к моим губам.
— Перестань, ничего с ними не случится. Никто не будет держать их там вечно. А подумать пару дней только пойдет им на пользу. Ты гриффиндорец, Гарри, этим все сказано. Я не такой. Я не склонен так быстро прощать людей, заслуживающих наказания. Если ты думаешь, что избивать тебя на глазах у всех доставило мне ни с чем не сравнимое удовольствие, ты ошибаешься. И вообще, пойдем завтракать.
Конечно, я как-то очень быстро забыл о том, кто он на самом деле. Забыл, что то, что мы с ним любовники, что мы не можем оторваться друг от друга полночи, вовсе не отменяет того, что он по-прежнему лорд Довилль, капитан и хозяин пиратского острова. Но резкие слова, которые я раньше, помнится, с такой готовностью находил для него, на этот раз умирают где-то глубоко внутри, стоит мне только вспомнить, как вчера вечером он притащил меня чуть ли не на себе сюда, в свою спальню, потому что я, проведя весь день на море, засыпал, сидя за столом, ронял голову на руки… И он просто обнял меня и сказал «пойдем, ты же спишь на ходу», не позволил мне даже обернуться в сторону двери в ту комнату, где накануне произошло все самое страшное и непостижимое в моей жизни, где
Однако после нашего утреннего разговора за завтраком я чувствую некую напряженность, сгущающуюся между нами, но тучи наползают на горизонт медленно, мы мирно грузимся на катер, прихватив с собой собранную для нас заботливой Твинки корзину с водой и припасами. Мы отправляемся на острова, вернее, на один из них, где Северус обещает показать мне пещеру. Честно говоря, возится со мной, как с ребенком… Или нет, просто хочет, чтобы мне было хорошо рядом с ним. А мне ведь действительно хорошо, будь он хоть трижды лорд и пират…
Мы высаживаемся на одном из островов совсем недалеко от Кеса, оставляем катер в нескольких метрах от берега и выбираемся на сушу, неся в поднятых руках одежду — в пещерах, наверняка, прохладно, так что, если с нас будет капать вода, это несколько испортит впечатление. Странно, я уже тогда совершенно не вспоминаю о том, что можно наложить чары и высохнуть за пару секунд — магия словно ушла из моей жизни, будучи начисто забытой. Наверное, я и вправду родился и вырос магглом, и сейчас я часто думаю о том, что мой выход в волшебный мир оказался некой запоминающейся гастролью — краткой и в итоге неудачной…
Когда я был на пиратском острове, мне пару раз удавалось выбраться в пещеры с Драко и Кейт — они походили на подгорные туннели, прорытые в толще скал настойчивыми водами рек, пересекавших остров. Но та пещера, в которую мы отправляемся с Северусом, совершенно на них не похожа — вход в нее находится у подножья известняковых глыб, из которых здесь сложена земная твердь. И совершенно сухо, мелкая каменная крошка шуршит под нашими шагами. А еще довольно светло, потому что свет проникает сюда сквозь множество отверстий в верхней части пещеры.
Я застываю на пороге — после яркого полуденного солнца глаза не сразу привыкают к мягкому полумраку. И такое странное чувство — словно стоишь у входа в логово неведомого опасного зверя. Я почему-то вспоминаю о драконах, спящих на грудах сокровищ, и улыбаюсь.
– Гарри, ты идешь? — пират протягивает мне руку.
Мне кажется, ему тоже как-то неловко после нашего утреннего разговора, потому что в его взгляде мне чудится… как будто тревога. Просто тем утром он на пару минут позволил мне вновь увидеть его не тем непостижимо близким человеком, которым он каким-то образом успел стать для меня всего-то за один день, а господином капитаном, которым я знал его на протяжении всего прошедшего года. И хоть убейте, я до сих пор не понимаю, кем он был на самом деле…
Конечно, я иду. Внутрь пещеры ведет довольно просторный ход, полого спускающийся вниз. Стены, поначалу казавшиеся мне просто продолжением скал, нависающих над морем снаружи, постепенно видоизменяются: словно некогда, в незапамятные времена, здесь текли раскаленные каменные реки, теперь застывшие плавными изгибами и больше напоминающие мягкую текучую глину. Наши шаги гулко раздаются в окружающей пустоте, света, идущего сверху из расщелин в каменном своде, становится явно недостаточно, и тогда Северус зажигает факел. Наши тени, движущиеся в неровном мерцающем свете, кажутся мне гротескными — словно мы древние великаны, разбуженные ото сна криками чаек.