Летун. Фламенко в небесах
Шрифт:
Так что из летательных аппаратов в наличии остался один мой «Грумман», в ходе памятной дракой над Бискайским заливом, как оказалось, заполучивший двадцать восемь пробоин и удостоенный полевого ремонта и модернизации. Последняя, правда, свелась к изготовлению «капсул» для нас с Кастельяно из трёхмиллиметровой стали по мотивам таковой у не созданного пока «Ил-второго». Это, конечно, не настоящая броня и не титановый сплав, и взлетать утяжелённый самолёт стал хуже — но жить-то хочется. Вот и потратил часть заработанных пилотским трудом песет на прикрытие наших тушек, а также закупку абсолютно незаконным образом нештатного вооружения — крупнокалиберного пулемёта «Браунинг М2», который поставили вместо заднего «Виккерса-Максима».
Да, скорострельность
Наши экипажи — мой и Тинкера — после расформирования «Янки» перевели на Центральный фронт, под Мадрид. Здесь формируется и слётывается Первая интернациональная истребительная эскадрилья. Моего «Дельфина» произвели в ранг штурмовика-разведчика, а Фрэнка и ещё нескольких парней из разных стран сейчас усиленно обучают летать на «курносых». Что интересно: есть среди лётчиков и советские, и их довольно много — но и они осваивают этот самолёт. В Союзе парни летали на других машинах, но в Испании выбор невелик: либо «винегрет» из разнообразных устаревших летадл французского, американского, британского и даже германского производства, либо наши И-15, И-16, Р-z и СБ. При этом если «ишачки» в Испанию доставляются целиком — разве что снятые крылья приходится возвращать на предусмотренные инженерами места — то большинство «чатос» собираются руками местных пролетариев из «конструкторов 'сделай сам»«. Экономия, шоб её! Экономят место в контейнерах при транспортировке, экономят человеко-часы советских рабочих, экономят моторесурс… С другой стороны, что ни говори, но культура производства в Испании всё-таки выше советской и совсем уж грубого брака при сборке камарадос эспанол стараются не допускать. Тем более, что на И-пятнадцатых, кроме интернационалистов, летают и сами испанские лётчики: первая их группа, учившаяся в СССР, уже вернулась и дерётся в испанском небе, да и на месте действуют своеобразные 'лётные школы», где русские инструкторы обучают проявивших лётный талант бойцов Республики.
— Хэлло, Дэннис! Как дела? — Высокий рыжеволосый Альберт Баумлер, помахивая свёрнутой в трубку газетой, направляется к замаскированной стоянке моего «Дельфина».
— Хэлло, Берти! Всё неплохо. Что, снова нужно что-то перевести на английский?
Баумлер плохо понимает русский язык, испанский — чуть получше, читает же исключительно по-английски. Потому, узнав, что я этнический русак, периодически обращается за лингвистической помощью.
— Ты садись рядом, — указываю на край расстеленного под самолётными плоскостями брезента, на котором я при помощи самодельной машинки Ракова, снаряжаю патронами ленты к «Браунингу». — Рассказывай, что там у тебя.
— Спасибо, Дэннис. Всё заряжаешь? Никак не пойму, зачем тебе столько патронов?
— У нас в России говорят: в бою патронов бывает или очень мало, или мало, но больше не унести. Ещё никому не помешал запас.
— Я к тебе посоветоваться пришёл. Мне друзья из Фриско[1] газету прислали, а в ней — про нас. Вот, посмотри!
Удобно примостившийся на брезенте пилот развернул принесённый лист «Сан-Франциско кроникл». Фиолетовыми чернилами жирно подчёркнуты строчки: «безответственные граждане Соединённых штатов»… «сотни отщепенцев[2]» «участие в чужой для нашего государства войне на стороне безбожных коммунистов и деструктивных анархистов»… «необходимо поставить вопрос перед Конгрессом о необходимости принятия
Откладываю газетный лист в сторону:
— Не удивлён. Соединённые Штаты — капиталистическое государство. Мы с тобой в Испании воюем для того, чтобы защитить пусть и несовершенное, но стремящееся к социализму государство. Странно было бы, если бы «Сан-Франциско кроникл», живущая за счёт американских капиталистов, стала бы поддерживать испанских социалистов и тех, кто им помогает. То есть нас.
— Как считаешь, Дэн, вот это — про судебное расследование — возможно?
— Я бы не стал исключать такой вероятности. Не всех, но какую-то часть из нас в Америке точно пожелают преследовать по суду[3] — в том случае, если Испанская Республика эту войну проиграет.
— Шит!.. — Настроение Баумлера, и без того невысокое, упало до похоронного. — Вся жизнь у меня как волны прибоя — только накроет берег, и тут же опять стекает в океан. Вот и здесь: я лишь недавно начал нормально зарабатывать — а теперь эти сволочи в деловых костюмах стремятся подвести меня под суд! И за что? За то, что я работаю по своей любимой специальности! Что с того, что не дома, а на континенте[4]? Дома я работал летчиком-испытателем. Ты знаешь, Дэнни, что это была за работа? Собачья работа! Заключаешь с фирмой договор, проводишь полный цикл испытаний самолета, и ступай вон — ты больше не нужен. Снова ищи, где заработать полсотни гринов. Если бы только это! А как к пилотам относятся боссы? Если у тебя испытания прошли благополучно — получи доллары. Ну а вдруг случиться несчастье? Страховка покрывает только расходы на похороны — и вовсе не по высшему разряду. У меня во Фриско жена, двое детей и матушка. Никто о них не стал бы заботится. В договоре так и написано: «фирма никакой ответственности за последствия испытаний не несёт». У нас все решают доллары, Дэннис. А заработать их очень трудно… Поэтому я и другие парни, кто летал на Тихоокеанском побережье, и остался без работы, когда узнали, что в Испании война и нужны пилоты, отправились из Сан-Франциско в Европу. Нас было десять человек. Честно сказать, нам было все равно, на какой стороне летать. Решили так: где больше заплатят, там и будем работать.
Тогда я еще ничего не понимал: ни что такое фашизм, ни чего хотят парни, защищающие Республику, ничего не знал об Испании, её народе.
Так вот, прибыли мы в Париж. Стали искать, где завербоваться. Три дня искали — а те небольшие деньги, которые захватили с собой, всё больше и больше тратились — за отель, за питание… На четвертый день мы с моим приятелем Диком Ли решили побродить по городу. Ведь когда вернёмся домой, все станут спрашивать: какой он, этот французский Париж? Больше, чем тот, что в Техасе? А нам и ответить было бы нечего. Вечером вернулись в гостиницу, а тамошний портье нам и сообщает: «Ваши приятели уехали».
Куда уехали? Почему не предупредили? Ничего не понятно.
Портье нам письмо передаёт. Оказалось, пока мы с Ричардом шлялись по улицам Парижа, наших парней разыскал вербовщик от Франко. Прямо в гостинице они сразу же подписали контракты и прямым рейсом улетели из Парижа в Бургос. Говорят, что фашистская пресса шумно рекламировала их приезд. Так что воюют теперь по ту сторону фронта, может быть когда-нибудь схлестнёмся в воздухе[5]. Дурачьё проклятое!
— Может, и дурачьё. А может, они из тех, кто у нас в Америке ходит под флагами со свастикой[6]…
— Камарадо Русо! Камарадо Русо! — Дребезжа никелированным звонком на руле велосипеда, в нашу сторону катит Пепита Маркес, шестнадцатилетняя «дочь эскадрильи», вечно в своём синем моно и красной косынке с непокорно выбивающимися из-под неё чёрными локонами, с итальянским «инженерным» карабином[7] через плечо. Приблизилась, соскочила с двухколёсного транспорта, вскинула к плечу кулачок:
— Салуд, камарадо Русо! Капитано Гарсия срочно вызывает для постановки боевой задачи!
Ну вот… Похоже, краткий перерыв в войне заканчивается…