Лев для Валерьянки
Шрифт:
Потрясение бедной израненной женщины было так велико, что она потеряла сознание.
Глава 22
Уже почти неделю безвылазно находясь в выделенных Кейтсе покоях в огромном графском особняке, наша маленькая компания из двух девушек и бинтуронга пыталась разработать хоть какой-то план.
Планировали же они побег влюбленной парочки. Точнее, Берт с Кейтсой планировали, а Лера пыталась отговорить их от этой опрометчивой идеи, разбивая все, как казалось, удачные решения в пух и прах холодной логикой стороннего наблюдателя.
Берта
Самое интересное, что вся троица благополучно забыла о еще одном свидетеле их бесед. Точнее, свидетельнице. У бабуси Лодраш были свои резоны, и, хоть ей иногда очень хотелось высказать неразумной молодежи все, что она о них думает, она находила в себе достаточно мудрости и терпения, чтобы промолчать и не объявляться.
Сегодняшний день стал исключением по нескольким причинам. Двуликой в первый раз разрешили встать с постели. Крошечный доктор с пышными усами, похожий на сморщенную обезьянку в огромных очках, авторитетно заявил, что завтра девушке можно будет выйти в сад.
— Только ненадолго, и не стоит активно двигаться или, не дай создатель, менять облик. Посидите на лавочке в тенечке, подышите воздухом. Оборот не раньше чем через месяц и под моим контролем.
Погрозив пациентке пальцем и завистливо покосившись на гигантскую фигуру Берта, застывшего у дверей и внимательно слушавшего, доктор посеменил на выход, таща объемный лекарский чемоданчик с треть себя размером.
— Ты чего такой мрачный? Кейтса почти поправилась, — обратила Лера внимание на хмурого, как туча, приятеля.
Встревоженная двуликая, настороженно принюхиваясь, приподнялась на подушках, пристально всматриваясь в лицо любимого.
Обычно парень приходил не с пустыми руками. То букетик полевых цветочков принесет, заботливо и аккуратно перевязав яркой ниткой. То пирожное в красивой коробочке, хотя у девушек в особняке было все, что только душа пожелает. Как-то притащил маленькую тряпичную куклу, видно было, что самосшитую, причем очень аккуратно, и, смущаясь, преподнес мантикоре.
Кейтса от такого подарка ревела в голос, переполошив пол-особняка. Даже папаша, до этого где-то пропадавший и не казавший носа к дочурке, примчался выяснять, что происходит.
Как выяснилось, у девушки в жизни не было своих игрушек. У тетки детей не было, и играла Кейтса в детстве деревянной ложкой, заворачивая ее в платок и представляя младенцем. Тетку это злило, и таскала девочка ложку украдкой, когда родственница уходила на рынок или к соседям.
На следующий день в комнате, в той, сразу при входе, где, по мнению Валерианны, хозяйка, скорее всего, принимала гостей, обнаружился просто склад коробок, коробочек и кульков.
Берт тогда перетащил по просьбе Леры все в спальню к кровати Кейтсы и ревниво следил, как девушки распаковывают подарки. Только все это быстро наскучило двуликой и утомило ее. Яркие, блестящие и дорогие, но какие-то безликие игрушки, массивные украшения и наряды, подходящие разве что на очень торжественный, пафосный прием для высшей аристократии, Кейтсу не впечатлили. Единственным, что она выбрала из всей кучи барахла,
Непонятно, как затесалась эта потертая от времени вещица с птичкой на крышке на этот праздник даров, но, увидев ее, мантикора не пожелала с ней расстаться. Как и с куклой Берта. Все подарки парня, кроме, естественно, еды, она бережно хранила в ящике тумбочки у изголовья кровати.
Сегодня Берт тоже пришел с подарком, и то, что он достал из кармана, совершенно не вязалось с его сумрачным выражением лица.
Молодой бинтуронг бухнулся перед лежащей девушкой на колени и, бережно взяв ее за руку, надел на тонкий палец аккуратное серебряное колечко с красивой ажурной гравировкой по ободку.
— Я никому тебя не отдам, — с горячностью, свойственной категоричной молодости, рыкнул он. — Я выйду на арену с любым, кто попробует претендовать на твою руку и сердце.
— Красивое. Сам сделал? — Кейтса, улыбаясь, пригладила взъерошенные жесткие волосы парня. — А мое сердце и так твое. Никто его больше получить не сможет.
— Бе-е-ерт? Что-то случилось? — Лера была намного старше подруги и в жизни понимала гораздо, гораздо больше. Да и книг, исторических и не очень, она в свое время прочитала немало. Дочь графа, пусть и незаконнорожденная, но признанная его сиятельством, это вполне себе лакомый кусочек, который совсем не предназначен для провинциального парня без кола и двора.
— В городе судачат про объявившуюся наследницу и претендентов на ее руку. — Мрачный парень ласково прижал к своей щеке ладонь любимой. — Я слышал, что графу уже передали брачные предложения как минимум трое.
Глаза на лице парня стали звериными, и в них металась отчаянная решимость загнанного зверя.
— Кейтса, мы же сможем убежать? Может, даже к гномам. Я спрошу мастера. Вдруг он поможет. Айло, правда, сказал, что не будет почтенный гном в таком участвовать и портить репутацию, но посоветовать-то, куда податься…
На обычно бодрого и жизнерадостно философствующего охотника покушать было жалко смотреть. Похоже, свои шансы на счастье с любимой девушкой он оценивал очень здраво, но сейчас готов был цепляться за любую соломинку.
— Вот ведь дурень! — не выдержала все же старая карга, наконец проявившись из кулона-артефакта. — И что за мысли — украсть невесту? Вы ж не в горах у Беркутсянов. Тут не поймут, и погибнешь, как идиот, оставив девчонку рыдать над твоей глупой мохнатой шкурой. Лучше вон подружке вашей в ноги падайте. Колечко-то со лба графа она сняла, а значит, если твоей, Кейтса, мачехой станет, то и участие в твоей судьбе имеет право принять. А может, и графа на что уговорит, если подход найдет.
То, с какой надеждой на нее уставилась парочка несчастных влюбленных, вызвало у Валерианны нервную почесуху. Как голодающие неделю — на крошечную ароматную булочку.
Избавили ее от необходимости выслушивать жаркие мольбы только деликатный стук и голос служанки из-за двери, сообщивший, что мисель Ковалеву приглашает к себе в кабинет его сиятельство граф Нейрандес.
Берта тут же попросили на выход, и парень, шепнув двуликой, что к побегу он все же готовиться будет, вынужден был распрощаться.