Левиафан
Шрифт:
Он чуть не опоздал на паром, который как раз отчаливал с причала. Поискав в мешочке монету — непомерно высокую плату за переправу, — он обнаружил в кармане черный ключ…
Мэтью был последним, кто сел на паром вместе с еще одной небольшой каретой и повозкой с сеном. Паром двинулся по гладкому заливу к золотистой сияющей Венеции. Мэтью слез с сиденья кучера, чтобы размять ноги. Он подошел к правому борту и без колебаний выбросил черный ключ в воду.
На этом все было кончено.
Возвращаясь к карете, он прошел мимо повозки с сеном и сразу же остановился, потому что в свете фонаря на одном из шестов
Его сердце пропустило удар. Он сжал кулак и постучал по борту повозки, отчего старый фермер в соломенной шляпе, сидевший на сиденье, обернулся и выругался по-итальянски. Мэтью проигнорировал это замечание и постучал снова, сильнее.
Хадсон открыл затуманенные налитые кровью глаза и сел, разгребая сено в волосах.
— Какого черта? — проворчал он.
— Действительно, — ответил Мэтью, с трудом сдерживая переполнявшую его радость, — на паромах встречаешь самых странных людей.
— Мэтью! — воскликнул Хадсон. Камилла тут же села, широко распахнув глаза. — Боже мой, мальчик! Что с тобой случилось? — Он огляделся и нахмурился. — Где Профессор?
— Насчет «что произошло» — это долгая история. Профессора Фэлла больше нет в живых. Но я так понимаю, у вас было не менее интересное приключение с Лупо. Как тебе удалось… ох… ты ранен? — Он только сейчас заметил, что левая рука Хадсона покоилась на перевязи.
— Лупо постарался, — кивнул Хадсон. — А как ты об этом узнал?
— Разговаривал с экономкой.
— Что?
— Мы видели, как вы с Профессором уезжали в карете Скарамангов, — сказала Камилла.
— Карета-то вон, но да черт с ней, — махнул здоровой рукой Хадсон, заметив уже знакомое проклятое транспортное средство. — Боже мой, Мэтью! Как тебе удалось сбежать?
— И что случилось со Скарамангами? — спросила Камилла.
— Мы скоро причалим, поэтому я предлагаю нам пообедать и выпить. Много. Мне понадобятся крепкие напитки. А еще нам всем стоит купить новую одежду, потому что лично от моей разит за версту. Деньги не проблема, спасибо Оттавио Менегетти.
— Что? — снова ошеломленно переспросил Хадсон.
— Менегетти мертв. Профессор убил его. Что до Скарамангов, то я оставлю эту тему для таверны. Я хочу знать, как вам двоим удалось убраться с виллы и попасть сюда. О, кстати! — Его вдруг осенило. — Камилла, что значит «Sia fortunato»? Это как-то связано с тем, что мне должно повезти?
— Не совсем так, — покачала головой Камилла. — Это пожелание удачи.
— Вот как. — Мэтью кивнул. Возможно, это и не было благословением от телохранителя опасных преступников. Но эту фразу определенно стоило написать на стене дома номер семь по Стоун-Стрит, когда он вернется в Нью-Йорк… к Берри. К будущему, которое казалось ему дорогой, полной сияющего смысла.
Он отвернулся от Хадсона и Камиллы, потому что у него чуть не подкосились ноги, а на глаза навернулись слезы.
А затем последовал вопрос, который должен был рано или поздно прозвучать. Его задала Камилла.
— А что насчет зеркала?
Глава двадцать девятая
— Судя по тому, что сказал Арканджело и что собирался рассказать Валериани, я предположил, что зеркало спрятано на маяке, — сказал Мэтью и сделал паузу, чтобы отпить безупречного крепкого яблочного сидра. —
— Ты так много умалчиваешь, что мне хочется швырнуть тебя в этот камин, — буркнул Хадсон.
Неподалеку от их столика в серокаменном очаге, украшенным львиными головами, горело тихое пламя.
Они сидели перед тарелками с ростбифом, ломтиками ветчины, зеленой фасоли, жареным картофелем и кукурузой в сливочном соусе. Таверна называлась «I Cantori Gioiosi», что Камилла расшифровала как «Радостные певцы».
— Так ты говоришь, что и Скараманга, и Профессор погибли на этом маяке. Как это случилось? — подтолкнул его Хадсон. — И зеркало. Вы нашли его или нет?
Мэтью бросил быстрый взгляд на Камиллу, сидевшую справа от Хадсона. На ее лице читалось затаенное ожидание.
— Нашли, — тихо ответил Мэтью.
— И? — нетерпеливо кивнул Хадсон.
Мэтью обратился к Камилле.
— Тебя интересовала… природа зла. Насколько я понял, ты хотела знать, существует ли мир за пределами земли. Может ли этот мир побуждать людей совершать злые поступки, которые для кого-то действительно являются злом, а для других — частью жизни или же просто… развлечением. Я так понимаю, ты хотела знать, существует ли на самом деле ад, да?
Камилла кивнула.
— Ты хотела знать это, потому что твой отец верил в ад, колдовство и чародейство, и что его твердая вера привела его к разрушению той деревни. Если бы ты сама увидела ад, то посчитала бы часть его веры правдивой и не считала бы Себастьяна таким бесчестным и бесстыдным, каким ты его считала до сих пор. Верно?
— Верно, — нетерпеливо пробормотала Камилла.
— Ты должна знать, — продолжил Мэтью, — что природа зла обсуждалась с древних времен. И будет обсуждаться еще сотни лет. Я думаю, ответа на вопрос о том, что такое зло, никогда не найдется, как не найдется ответа и на то, почему некоторые люди творят его, не задумываясь. Влияет ли на этих людей сатана? Никто не может сказать этого наверняка… по крайней мере, в нашем мире. Твое правительство называет тебя охотницей на ведьм, хотя, по факту, ты ею не являешься. Ты — не твой отец, и его мотивов у тебя нет. Я назвал бы тебя охотницей за правдой. И с этого момента самое важное — найти собственную правду в жизни.
Хадсон обнял Камиллу здоровой рукой. После третьей выпитой кружки эля его щеки порозовели.
— Прекрасная речь, Шекспир, — хмыкнул он. — Ты так юлишь, потому что из зеркала действительно что-то вышло, не так ли?
Мэтью поколебался.
— Ну… оно…
— Довольно, — прервала Камилла. Она сделала глоток из своей кружки с сидром и какое-то время мертвым взглядом смотрела на небольшой огонек в очаге. — Когда я приехала в Альгеро, — сказала она, — мне нужно было точно знать правду. Но… могло ли визуальное доказательство существования ада действительно оправдать поступки моего отца, который казнил невинных людей? Может быть, в той деревне кто-то и вправду служил сатане, а мой отец, сам того не зная, стал частью их замысла. Теперь… мне не нужно его оправдывать. Мне нужно… просто принять правду. Он был таким, каким был. Делал и хорошее, и плохое. Для этого мне не нужны доказательства существования ада. Понимаешь?