Левиафан
Шрифт:
— Ни души.
Хадсон посмотрел на Мэтью и Камиллу.
— Значит, кто-то еще едет за нами. Возможно, за этими двумя тоже.
— Это все еще могут быть просто другие путники, — вновь не согласилась Камилла.
— Нет, что-то здесь не так. — Хадсон пошел к очагу и протянул руки к огню. Он бросил косой взгляд на Трователло, прежде чем снова посмотреть на горящие сосновые поленья. — Кто бы это ни был, он, должно быть, хорошо знает, где мы. Я думаю, нам стоит остаться здесь еще на одну ночь. Укрыться и вести наблюдение. Если Валериани
— Меня это устраивает, — сказал Профессор.
Мэтью кивнул. Он заметил, что по возвращении из голландского лагеря Хадсон Грейтхауз изменился. Его голос стал громче, а в глазах появился блеск, напоминавший о том человеке, которым он был прежде. И Мэтью был страшно этому рад.
— Нам нужно позаботиться о лошадях, — сказал Хадсон. — Распрягите их и пустите пастись.
Две лошади, на которых приехали Арканджело и Трователло, были привязаны к столбу перед домом. Лошадь священника была гнедой, а кобыла Трователло — пегой. К седлу лошади Трователло было прикреплено что-то вроде деревянного упора для спины, чтобы всаднику было удобно. Хадсон предположил, что священник попросту держал поводья или привязывал их к своему седлу, чтобы вести кобылу за собой.
— У меня в седельной сумке есть кожаный мешочек с пером, маленькой чернильницей и бумагой, — сказал священник. — Я подумал, что, если мы догоним вас, и Трователло захочет что-то сказать, надо дать ему такую возможность.
— Он может писать ногой! Я бы хотел это увидеть! — воскликнул Профессор Фэлл.
— Я тоже, — добавил Мэтью. — У меня есть несколько вопросов, которые я хотел бы ему задать.
— Всему свое время, — жестом остановил их Арканджело. — Сначала… я хочу узнать об этом имени. Почему вы ищете этого человека?
— Камилла, вы не могли бы объяснить нашу цель? Пусть Профессор поможет, — попросил Хадсон. — Я думаю, он должен знать все. Это может быть нам полезно. Мэтью, давай посмотрим за лошадьми.
— Если вы откроете мою седельную сумку и принесете мешочек для писем, это тоже было бы полезно, — сказал священник. — Не могли бы вы присмотреть и за нашими лошадьми тоже?
Снаружи, распрягая лошадей для выпаса, Хадсон подолгу задерживал взгляд на туманной дороге, по которой они приехали. Она была пустынна, на ней не было ни души. Никакого подозрительного движения.
— Ты в порядке? — вдруг спросил он Мэтью.
— Думаю, да, — ответил тот.
Он слегка лукавил. Он был все еще потрясен видом Андрадо и солдата, разорванных на части. О том, насколько они с Хадсоном сами были близки к такой участи, и вовсе не стоило думать, чтобы не распалять пламя тревоги.
— А ты? — спросил Мэтью.
— Лучше, — последовал быстрый ответ. — Мне не нравится, что я видел огонь всего несколько секунд, прежде чем его либо потушили, либо спрятали, а священник никого не видел на дороге. Что касается того, что Трователло знает имя отца Бразио… поправь меня, если я ошибаюсь, но имя не произносили
— Не произносили.
— Мне это не нравится, — помрачнел Хадсон. — Если кто-то еще следит за нами, то он очень осторожен и старается не попадаться на глаза. И ты знаешь единственную причину, по которой за нами могут следить.
— Кто-то еще знает о зеркале, — сказал Мэтью. — Но он не знает, где найти Бразио. Так что… они надеются, что мы приведем их к нему. Но это похоже на абсурд, Хадсон! Кто еще знает, куда мы направляемся? — Ответ пришел к нему через мгновение после того, как он задал этот вопрос. — Виноторговец Менегетти. Но откуда он мог знать о зеркале?
— Это очень хороший вопрос, и у меня нет на него ответа. Что ж, пожалуй, мы пока ничего не можем сделать. Только ждать и наблюдать.
Когда лошадей распрягли, Хадсон подошел к седельной сумке священника, открыл ее и достал кожаный мешочек. Мэтью уже собирался вернуться на виллу, когда Хадсон окликнул его:
— Подожди минутку!
Мэтью остановился. Хадсон помедлил, прежде чем снова заговорить. Мэтью показалось, что он хочет сказать что-то очень важное, но не знает, как это выразить. Откашлявшись, он расправил плечи.
— Это прозвучит очень странно, но… это касается Камиллы. — Он снова помедлил.
— Продолжай, — подтолкнул Мэтью.
— Это касается Камиллы, — повторил Великий. — Мне кажется, я ее знаю.
Мэтью приподнял брови.
— В каком смысле?
— С первой минуты, как я увидел ее в тюрьме, и она заговорила… я подумал, что уже встречал эту женщину. Где-то. Но это же невозможно, не так ли?
— Неужели? — улыбнулся Мэтью. — Я уверен, что у тебя было множество приключений, о которых я ничего не знаю и не уверен, что хочу.
— Я могу заверить тебя, — с нажимом произнес Хадсон, — что я никогда в жизни не встречал Камиллу Эспазиель, и все же… у меня такое чувство, что она мне знакома.
— Может быть, ты встречал кого-то, кого она тебе напоминает?
— Нет, дело не в этом. Я бы запомнил, — он слабо улыбнулся. — Мэтью, я еще не настолько плох, чтобы такое забывать.
— Я ничего подобного и не говорил.
— И все же… ты думаешь, что испытывать такие чувства — это безумие?
— Я думаю, что всему находится логическое объяснение, — сказал Мэтью. — Возможно, ты просто прежде ни с чем таким не сталкивался.
Улыбка Хадсона угасла. Он пожал плечами и поднял взгляд к небу, чувствуя, как капли стекают по его лицу. Затем он направился к вилле с сумкой для писем в руке, и Мэтью последовал за ним.
Трователло все еще сидел на прежнем месте и мрачно смотрел на огонь. Арканджело подошел и встал рядом с ним. Камилла села на один из стульев. Профессор Фэлл нетерпеливо разрезал яблоко из запасов маленьким ножом с костяной ручкой.
— Нашел на кухне, — сказал он, демонстрируя лезвие. — Кто бы ни владел этим местом, уезжал он в спешке. В шкафах осталась посуда и всякая утварь.