Лгунья
Шрифт:
Когда они ушли, я принялась мерить шагами комнату, прокручивая в голове весь разговор. Чем больше я думала, тем больше осознавала, насколько тонко Tante Матильда отмела подозрения, что я не её племянница. Но сбило меня с толку другое: как быстро она поняла, что я не её племянница! Осознав это, я отважно села в её кресло. Взяла в руки её вышивание. Поглядела на стопки брошюр, накладных и счетов. Ящик, в котором она копалась, остался незапертым. В приступе любопытства я открыла его. Там было полно всяких скрепок для бумаги, конвертов и наклеек с адресами. В углу какие-то пакеты из фольги с таблетками от желудочного расстройства. Я закрыла этот ящик и потянула за ручку
– Ma shere Tante84, - прочитала я. Почерк был уже взрослый. Она извинялась за невозможность принять приглашение и приехать этим летом в Фижеак из-за "загруженности работой", и т.д, и т.п. Написано было четыре года назад.
Я быстро проглядела остальные конверты, думала, может, найду более позднее письмо. В середине связки отдельно лежала фотография, прикрепленная скрепкой к газетной вырезке. Фотография Гастона и Крис. Они стояли на какой-то площади, вроде Трафальгарской, на заднем плане было полно народу и голубей. На обороте было написано: "Avec Oncle Gaston - le cirque touristique85, 1990". Я снова перевернула её. И была поражена, насколько Ксавьер похож на Гастона. Но важно другое. Главное - Крис. Невысокая, худощавая, тонкокостная, она смотрела на меня, улыбаясь широкой улыбкой Масбу. Ее запросто можно было принять за Селесту. Запросто. Да они почти двойняшки! Но перепутать её со мной было невозможно.
Я поняла, что жестоко обманулась. Tante Матильда с самого начала знала, что я не Мари-Кристин. Доказательством служил этот снимок. И ещё более странным было то, с каким спокойствием она уверяла полицейских в обратном. Как зачарованная, я озадаченно смотрела на фотографию. Потом отцепила её от статьи из газеты. И увидела свое старое фото с паспорта, расплывчатое, плохо отпечатанное. Под ним по-французски было несколько кратких строк о Маргарет Дэвисон, "une femme Anglaise qui est disparue", "Presumee morte"86, и т.д. Я торопливо скрепила фото и вырезку, надела на письма резинку и сунула их в ящик.
У себя в комнате я сидела за туалетным столиком, расчесывала волосы и глядела на бледное отражение, которое, возможно, было моим лицом. Я ждала, что с минуты на минуту войдет Tante Матильда и скажет что-нибудь разоблачительное. Я хотела подготовить для неё ответ, правдивый ответ.
Стемнело. По трубам побежала вода. Я услышала, как Tante Матильда крикнула кому-то "Bonne nuit87", но у меня она так и не появилась. Я твердила себе, что у неё нет никаких разумных причин приходить. Она не знает, что я видела фотографию и вырезку, так что каким бы не был мой статус-кво, - а он, оказывается, очень далек от того, что я навоображала, мое открытие ни в коей мере его не меняло.
Мне не спалось. Бросив безуспешные попытки, я встала и принялась собираться. Я не взяла ничего из вещей Крис кроме полюбившегося мне халата с пятнышком, джинсов, рубашки и (по причинам, носящим сентиментальный характер) зеленого шелкового платья, - все эти вещи я считала подарком Крис. Кроме них я забрала только то, что покупала сама. В Марселе я найду все, что
НАЧАЛО
Когда я спустилась завтракать, в кухне никого не было. Я варила кофе, и тут появилась Франсуаза.
– Ты что, только встала?
– спросила она.
– Плохо спала, - ответила я, взглянув на часы. Было начало одиннадцатого.
– Я уже в банк съездила, - она выгружала на стол покупки.
– А про тебя там спрашивали.
– Про меня?
Она кивнула.
– В банке? Когда?
– Вчера, или сегодня утром. Не помню.
– Полиция?
Она подняла на меня взгляд, выражавший глуповатое удивление.
– С какой стати полицейским спрашивать о тебе в банке?
Что ж, не полиция, так Мэл, одно из двух.
– И что обо мне спрашивали?
Она пожала плечами.
– Кассир только сказал, что человек задавал о тебе вопросы. Высокий человек.
Значит, скорее всего, Пейрол. Хотя, может, и Мэл: он тоже высокий.
– В очках, - добавила она.
– В очках?
– Высокий и в очках - кто бы это?
– В темных очках, может?
– Он не уточнил. Просто в очках.
– И что он хотел знать, этот человек?
Она покрутила головой.
– Кассир сказал только, что о тебе спрашивали, и все.
Странно. Очень странно. Я приняла решение.
– Франсуаза, ты не знаешь, где твоя мама?
– А в комнате её нет?
– Да, может быть, - сказала я, хотя знала, что нет, потому что уже стучала.
– Мне надо с ней поговорить.
Но это пришлось отложить. У дяди Ксавьера на одиннадцать было назначено заседание праздничного комитета. Если я не возражаю, сказал он, я могу немного подождать, и после этого мы отправимся обедать. Я не возражала. По шкале ценностей обед с дядей Ксавьером был намного важнее таких побочных обстоятельств, как затягивающаяся сеть полиции или загадочное соучастие в моих преступлениях Tante Матильды, важнее даже некоего неизвестного, интересовавшегося мною в банке. Все это могло подождать. В этот последний день дядя Ксавьер имел приоритет. Мне хотелось, чтобы сегодня ему было хорошо. Я залезла в машину и вытянула ноги под приборной доской.
– Не передумала?
– спросил он, закладывая такой крутой вираж прямо перед утесом, что я зажмурилась.
– Твое намерение завтра уезжать все ещё в силе?
– Это необходимо, - сказала я.
Он покачал головой. Дорога шла под откос.
– Чего хотели полицейские?
– спросил он.
– Разве Tante Матильда не объяснила?
– полюбопытствовала я.
– Сказала, что тебе вернули паспорт.
– Ну да, - мне было интересно услышать её версию события - что она ему рассказала, о чем умолчала.
– Вернули.
Его насмешила моя глупая непрактичность.
– Ну, хорошо, тогда объясни мне, каким образом ты собиралась добираться до Англии без паспорта?
– Ай, - беспечно бросила я, - заехала бы по пути да забрала его. Они мне просто время сэкономили.
– И чего им приспичило так спешить, - проворчал он. Впереди на дороге показался трактор. Дядя Ксавьер резко затормозил и придержал меня рукой, чтобы я не врезалась в стекло. По некоторым причинам я бы предпочла, чтобы он обе руки держал на руле. И отвернулась, глядя в окно, на скалы вдоль дороги, чтобы он не видел моего лица.