Лихой гимназист
Шрифт:
Я поразился тому, насколько заместитель точно восстановил ход событий. Получается, он уже и в гимназию наведался, и Гуссаковского допросил, и вероятно, не его одного. А ведь и двух недель не прошло.
— Складная, но доказательств у вас нет, — напомнил я. — Да, конфликт имел место, и поединок был. Да, я узнал, кому Гуссаковский продал книгу и забрал деньги, который тот за неё выручил. И даже на Сенную ездил. Вот только не нашёл там ни лавку, ни скупщика. На квартире у него не был, никого не убивал и ничего не крал. А деньги на аренду занял у знакомых.
— Ох, Алексей, да разве ж вас в чём-то обвиняют? — улыбнулся заместитель. — Если б обвиняли, вызвали
— Но тогда какое у вас ко мне дело? — спросил я напрямую, не понимая, к чему клонит этот тип.
— Скажите, Алексей, вы в курсе, что костяк священной стражи состоит из заклинателей тёмной стихии?
— Слышал.
— Меня заинтересовали ваши способности. Хоть родители ваши имеют талант весьма посредственный, что-то мне подсказывает, вас Господь наградил чем-то большим. Интуиция у меня на такие вещи.
— Значит, вы хотите, чтобы я служил в священной страже, — догадался я.
— Для начала я бы хотел понять границы ваших возможностей. Однако уже сейчас вижу, что вам необходимо более профессиональное обучение. В третьей гимназии не преподают чары тёмной стихии, и вы тренируете техники, к которым не склонны. А это неправильно. Лучше всего было бы перевестись в другое учебное заведение. Например, в первую гимназию. Там как раз есть классы, где преподают тёмные чары. Не думаю, что возникнут проблемы с переводом. Ну а дальше видно будет. Зачем же загадывать наперёд?
Карета подкатила к главному входу гимназии и остановилась. За разговором я даже не заметил, как мы доехали.
— Действительно, не будем загадывать, — согласился я.
— А теперь слушайте внимательно, Алексей, — тон заместителя стал серьёзнее, а выражение лица утратило всякое добродушие. — Делу Оглобли я хода не дам. По тем людям плакать никто не будет. И в гимназии забудут ваши дуэли, тем более что, наказать стоило бы не вас, а тех троих охальников. Но и вы границу не переходите, всему надо знать меру. Моё ведь покровительство не безгранично.
— Так говорю же, не трогал я никакого Оглоблю, да и зачем переходить границы? Нам и тут неплохо.
— Очень надеюсь. Ну что ж, к сожалению, пришло время прощаться. Вам пора на уроки, мне — на службу. Свидимся ещё.
Я попрощался и вылез из кареты.
Появление Давыдова меня встревожило, а его слова — и подавно. Получается, меня хотят завербовать в священную стражу? А ведь Хаос предостерегал, чтобы я с Синодом не связывался. И что теперь делать? Впрочем, впереди был год, чтобы обдумать предложение. Одно паршиво: заместитель знает, что я приходил к Оглобле и что именно я убил его. Прямых доказательств этому нет, но если начнут копать, то всякое могут нарыть. Значит, я на крючке, и это плохо. Теперь если придётся заниматься «работой», следы оставлять нельзя.
В то же время, покровительство Давыдова давало определённые возможности. Он недавно общался с директором, и теперь меня в этой гимназии никто из руководства пальцем не посмеет тронуть. И я подумал, а не пустить ли в ход свои новые связи?
И у меня возникла идея.
Мой план ещё вчера мог бы показаться безумным, но сегодня кое-что изменилось. Теперь у меня имелся козырь в
На большой перемене я отправился в приёмную. Секретарь, выслушав меня, пошёл в директорский кабинет, а когда вернулся, сказал, что его высокородие велит зайти.
И вот я снова оказался в этом просторном помещении с начищенным до блеска паркетом и сверкающей позолотой люстрой, которая даже сейчас, днём, горела десятком плафонов. Предыдущий визит сюда оставил не самое приятное впечатление, теперь же всё должно быть иначе.
— Итак, Алексей Александрович, — произнёс директор, приняв до комичности важный вид, — присаживайтесь, излагайте ваше дело.
Я сел на стул.
— Николай Георгиевич, — начал я, намеренно обращаясь не «ваше высокородие», а по имени отчеству, будто к равному себе, — беспокоит меня одна проблема в нашей гимназии, которую хотелось бы с вами обсудить в надежде, что вы примете соответствующие меры.
— Слушаю внимательно, — на лице директора отразилось недовольство. Ему явно не понравился мой тон.
— Я не раз слышал об исключении гимназистов по совершенно пустяковым причинам только на том основании, что они являются выходцами из податных сословий. А на прошлой неделе прошёл слух, что были отчислены сразу девять человек. Все они из разночинцев, и все они понесли столь суровое наказание за такие незначительные проступки, за которые других наказывают в разы мягче. Комитет не должен допускать предвзятого отношения к учащимся не дворянского происхождения. Если нужна конкретика, то могу привести примеры. Так учащийся четвёртого «Е» класса…
— Довольно, — оборвал мою речь директор. — Вы, Алексей Александрович, смотрю, пришли уму разуму меня учить? Ученик явился к директору, чтобы рассказать ему, как гимназией управлять? Я многое повидал за свою карьеру, но такую наглость, признаться, вижу впервые.
— Я пришёл, потому что считаю происходящее здесь незаконным.
— Я вас выслушал, сударь, — директор едва сдерживал гнев и, казалось, вот-вот лопнет. — А теперь немедленно покиньте мой кабинет. Я сделаю вид, что вас здесь не было. В ином случае, боюсь, вы разделите участь тех, за кого решили вступиться.
На такую реакцию я и рассчитывал. Теперь пора было начинать крыть козырями.
— Николай Георгиевич, — сказал я, — сегодня утром я имел удовольствие беседовать со своим родственником, Афанасием Ивановичем Давыдовым. Насколько я знаю, вы тоже на днях общались с ним.
При упоминании Афанасия Иванович лицо директора изменилось. Он старался не показать виду, но я-то чуял страх.
— Кхм, да, мы общались с Афанасием Ивановичем, — подтвердил директор.
— И я не смог не затронуть в нашей беседе волнующие меня вопросы. Видите ли, наш император желает, чтобы выходцы из податных сословий, имеющие зачатки магических талантов, прошли обучение в специализированных учебных заведениях, но желание это довольно часто встречает препятствия на местах. Порой администрация гимназий не хочет тренировать людей простого происхождения и под любым предлогом пытается выгнать их. Когда я услышал, что и у нас творится подобный произвол, то не мог не придти к вам с просьбой разобраться в данном вопросе. Однако если справедливость не будет восстановлена, я обращусь в вышестоящие инстанции.