Лики Богов
Шрифт:
Каждое слово выгоняло из раны розовую пену. Омуженка рванула свой рукав, ткань с треском поддалась. Она сложила его вчетверо и зажала бок воина. Её взор заскользил по иссечённому телу, по пропитанной кровью рубахе.
— Твоя кольчуга, — пролепетала она, — это я виновата…
Окровавленная ладонь легла на её щёку, убрав золотистый завиток за ушко.
— Нет в том вины твоей, — вновь прохрипел Зорька.
— Молчи, тебе нельзя говорить, — голос девушки оборвался, хрустальная бусина сорвалась с ресниц и разбилась о содрогающуюся грудь.
Скрещенные
— Вовремя ты, подруженька дорогая.
— Сама не нарадуюсь, — улыбнулась Радмила. — Давай встать помогу тебе.
Бер поднял свои мечи и один за другим отправил их в ножны, затем обхватил рукой узенькие плечи лучницы и выпрямился, насколько только мог. Они медленно направились к друзьям. Злат пытался развести онемевшие руки павшего воина, Умила зажимала рану Баровита и с ужасом смотрела на кровоточащее тело любимого.
— Не свезло тебе, друже, — заключил Волот.
Сестра обернулась и ахнула, едва окинув его взглядом.
— Спокойно, Умила, ладно всё, — улыбнулся витязь.
— Ладно, как же, — ворчала Радмила, обхватывая друга руками. — Еле стоишь. Хотя, конечно, лучше, чем Зорька.
Злат, наконец-то разжав мертвую хватку, осмотрел спину и руки Баровита, нахмурился и фыркнул:
— Странный ты, на пиру в кольчуге сидел, а в бой в одной рубахе ринулся.
— Хорош друг дружку разглядывать, — осекла лучница, — их скорей к Валькирии доставить нужно.
Дружинники медленно направились к деревне. Холодное дыхание ночи сковывало тела раненных, сознание по каплям покидало их. Баровит повис на Злате и Умиле, и едва перебирал ногами. Радмила, закусив губу и фырча словно лошадь, пыталась удержать хромающего Волота. Лес редел, зелёные стражи расступались, выпуская путников из мрачного плена. Вдали показалась деревушка, запах гари и мокрой древесины ударил в нос. Навстречу бежала грациозная девушка, её чёрная коса извивалась змеёй, а сарафан окутывал быстрые ноги. Она встала перед Волотом будто вкопанная и протянула к нему дрожащую руку.
— Я велел в Крым ступать, — недовольно буркнул муж.
— Я с матерью осталась, раненным помочь, — пролепетала чернявая, кладя ладони на его щёки.
Крик Умилы вырвал молодожён из разговора, Бер видел, как его друг заваливается на Злата, как безжизненно повисают его руки.
— Любава, беги к матери, вели снадобья готовить, — прохрипел Волот, выпуская лучницу и опускаясь на землю. — Радмила, наших позови, Злат один Баровита не дотащит. Носилки возьмите.
Девушки, постоянно оборачиваясь, ринулись к деревне. Злат уложил друга на землю и принялся хлестать его по щекам. Умила металась между братом и возлюбленным.
— Я сам управлюсь, — улыбнулся воин, — Зорьку выручай.
Златовласая едва отстранилась, но брат не выпускал её руки.
— Как же так, сестрица? — шепнул он. — Уходили вы в кольчугах, вернулись без них. Стало быть, зря ты Баровиту сердце рвёшь.
— Нашёл время, — фыркнула Умила, высвобождая руку из захвата.
Омуженка уложила голову воина, едва пришедшего в сознание, себе на колени, протянула ему нож.
— Не вовремя османцы пожаловали, — ухмыльнулся он перед тем как сжать зубами рукоять.
Умила горько улыбнулась и, закрыв глаза, принялась читать заговор. Тепло её рук опускалось на раны витязя, становилось горячей и горячей, жгло калёным железом, вырывая из груди Баровита рык. Злат видел это впервые и в смятении отполз в сторону. Он услышал шёпот, повернулся и обомлел — Волот погружал себя в иное состояние, дыхание его становилось всё медленней, голос всё тише. Дружиннику в один миг показалось, что с остановившимся кровотечением остановилась и жизнь витязя.
Девушки удалялись от поляны, огненные глаза лучницы искали соратников, мольба о помощи грозилась сорваться с губ. Неожиданно шаги за спиной стихли, Радмила обернулась и увидела неподвижную Любаву.
— Чего встала? — возмутилась она.
— Волот не двигается, — пролепетала брюнетка, вглядываясь в ночь. — Сердце моё неспокойно, его оно не чувствует более.
Омуженка вздохнула, схватила Любаву за руку и ринулась к деревне.
— Так должно быть, живой он, — успокаивала Радмила. — Бер наш умеет сердце своё останавливать и по границе миров ходить сколько пожелает. Так он сможет помощи нашей дождаться, коли ты, конечно, истуканом стоять не станешь.
— Это как? — не понимала синеглазая.
— Нашла кого спросить? — бурчала лучница. — Я по чём знаю?
Громкий рык разорвал воздух, заставив девушек вздрогнуть. Любава вновь всмотрелась во мрак, затем обхватила плечо своей спутницы:
— Баровит кричит, случилось чего.
— Закричишь тут, — прорычала Радмила, дёрнув Любаву за руку, — когда Умилка словом раны жжёт, кровь заговаривает.
— О чём ты? — нахмурилась чернявая.
Омуженка вздохнула и прибавила шаг:
— Они витязи, Любава, много знают и умеют.
— И что с того? Все вы воины.
— Что с того? — взвизгнула Радмила. — Витязи – это не просто воины, они Богами избраны, им силы великие дарованы. Таких немного рождается, в некоторых городах о них и во век не слыхивали. Дыхание Богов в каждого из них вложено. Вот Баровит с мёртвыми говорить может, Ждан мысли людские читает и языков бесчисленное множество знает, Волот своим телом управляет, словно ветер ладьёй, может сердце своё остановить и снова его биться заставить, Умила руками лечит, кровь заговаривает, а Демир Акимович будущее зрит.