Ликвидация
Шрифт:
Кабинет, на счастье, был пуст. Гоцман открыл балкон, впуская в комнату жаркий, будто из бани, воздух, достал из сейфа стакан, отмыл его от присохших чаинок. Нетвердой рукой налил молока до краев и с отвращением уставился на него. И чего, интересно, полезного?… Одна радость только, что холодное по такой жаре. Эх, лучше бы ему Арсенин пиво прописал… «Пей молочко, сыночек, оно же полезное для здоровья…» - всплыл в памяти голос матери. Зажмурившись, он взял скользкий ледяной стакан и залпом, как водку, проглотил. Содрогнулся от отвращения. Медля, наплюхал из бидончика второй,
– Молоко любишь?
– Пей, пей, - рассмеялся майор, - доктор прописал, так не увиливай! После лучшего румынского вина - самое полезное дело!
– Ну шо тебе, трудно?
– жалобно поинтересовался Давид.
Кречетов, пошарив в карманах, вынул ключи:
– Арсенин прав, выглядишь ты неважно… Вот тебе ключи, иди ко мне, ляг и выспись…
– У меня дел по гланды, - ворчливо отозвался Гоцман.
– А я говорю, выспись, - настойчиво повторил Кречетов.
– Считай, это приказ младшего по званию… - В дверях он обернулся и добавил: - А дежурному я скажу. Если что - тебе позвонят. И вообще, перебирался бы ты ко мне, а?… У меня, правда, Тоня с завтрашнего дня будет жить, но комнат же две. А то куда тебе податься-то?… На стульях тут, что ли, ночевать будешь?…
Давид нерешительно взглянул на него:
– Вообще я ремонт там хочу заделать… А шо? Новые обои, стекла, пол настелить… Рухлядь выкинуть…
– Разумно, - одобрил майор.
– Но это ж только на словах быстро делается. Так что моя берлога в полном твоем распоряжении…
– А не стесню?
– Я тебя умоляю!… - с одесским выговором протянул Кречетов.
– Все, я побежал. Увидимся…
Хлопнула дверь. И тут же распахнулась снова. На пороге стоял майор Довжик, поддерживая под локоть абсолютно пьяного Леху Якименко.
– Та-а-ак… - протянул Гоцман таким голосом, что, будь Леха трезвый, он сразу понял бы, что дело худо.
– Пьян?
– Так точно, - со вздохом отозвался Довжик. Минуту Гоцман раздумывал, как поступить. Потом неожиданно взял со стола стакан молока, подошел к Якименко и рукой вздернул вверх его упавшую на грудь голову:
– Пей!…
Глава пятая
Кречетов шел быстрым шагом, почти бежал. На секунду задержался у торговки цветами, раскинувшей свой красочный товар на углу улицы Ленина, выбрал большой букет белых роз, кинул продавщице синюю купюру и, взглянув на часы, уже в самом деле бегом бросился к подъезду оперного театра.
Продавщица закричала что-то вслед, размахивая зажатой в кулаке сдачей. Майор обернулся на бегу, беспечно махнув рукой.
Племянник Штехеля едва успел отскочить в ближайшую подворотню…
– …Ну шо, получшало?
– осведомился наконец Гоцман, с ненавистью глядя на сидевшего перед ним понурого Якименко.
– Разговаривать-то будем, герой - портки с дырой?… Не слышу!…
Леха с трудом попытался закинуть ногу за ногу и с независимым видом откинуться на спинку стула. После недолгих попыток это ему удалось.
– Нет.
– Ладно, - обреченно вздохнул Давид, махнув
– Сдай оружие и иди.
– Не сдам, - заплетающимся языком выговорил Якименко.
– Я сказал, оружие на стол!!!
– заорал Гоцман так, что задребезжали стекла.
Но Леха недаром служил в разведроте. Крика он не боялся, тем более в своем нынешнем состоянии.
– А почему вы со мной так разговариваете, товарищ подполковник?
– с трудом процедил он, раскачиваясь на стуле.
– Нет у него оружия, - тихо вставил сидевший в углу Довжик.
– Как это нет?
– оторопел Гоцман.
– Нету, - тихо произнес Якименко.
– Потерял.
– Где потерял?!
– Не помню…
Леха опустил тяжелую голову на руки, не обращая внимания на ошеломленного начальника.
– Ты шо, больной?!
– взвился после паузы Гоцман.
– Головой ударился?! Вспоминай!… Где его нашли?
– повернулся он к Довжику.
– В парке Шевченко, за туалетом…
Гоцман подскочил к балкону, махнул рукой Ваське Соболю, загоравшему на солнцепеке во дворе:
– Васек, отставить курорт, заводи транспорт! Бикицер!…
Городской парк культуры и отдыха имени Шевченко каждому одесситу был дорог по-своему. Кого-то прежде всего впечатляла выставка трофейной военной техники, открывшаяся вскоре после освобождения Одессы, кто-то вспоминал те славные довоенные времена, когда парк носил имя Косиора и с парашютной вышки прыгали бодрые девушки в белых трусиках. Нашелся бы обязательно и восьмидесятилетний ветеран, помнивший посещение Одессы императором Александром II Освободителем, который, собственно, и заложил этот парк в 1875 году. Памятник самодержцу - массивная лабрадоровая колонна с белым мраморным профилем царя - давным-давно исчез неведомо куда, как кануло в Лету и прежнее название парка - Александровский.
А вот Гоцману парк имени Шевченко помнился октябрьским днем десятилетней давности. Тогда, в тридцать шестом, стоял он в оцеплении возле стадиона, вместе со своими сослуживцами сдерживая напор сорока тысяч болельщиков, съехавшихся со всей Украины посмотреть на игру одесской команды с турками… Комментировал тот матч сам Синявский, радиотрансляция шла на весь СССР и на Турцию. Игры Давид не видел, зато слышал мощный рев, доносившийся со стадиона. И только потом узнал, что турки были наголову разгромлены одесситами…
Да много чего тут было. Возле стадиона летом тридцать седьмого брал Гоцман Сашку Раешника, который убил на глазах у двух случайных свидетельниц первокурсницу Аду Красицкую.
Свидетельницы - семидесятилетние старушки - дали довольно точный словесный портрет преступника, и весь личный состав милиции был поднят на ноги. Через день Давид увидел Раешника - по описанию это был он - в очереди за газировкой. Убийца стоял, подбрасывая на ладони двадцатикопеечную монету, сытый, лоснящийся, наглый, и небрежно посматривал на беспечно болтающих о чем-то девчонок, стоявших в очереди перед ним. На пальце у него блестело золотое колечко, которое Раешник снял с руки убитой студентки.