Ликвидация
Шрифт:
Сидевший в ложе бельэтажа Кречетов усмехнулся, подался вперед, облокотясь о бордюр ложи, и поднес к глазам отделанный перламутром маленький бинокль.
Зал зааплодировал снова - Тоня появилась из-за кулис. В цветастом крепдешиновом платье она была чудо как хороша. Вот только лицо Тонечки, обычно румяное, отливало неестественной белизной. Кречетов прищурился в бинокль - нет, определенно бледная!… «Наверное, гримерша перестаралась», - подумал майор, слушая знакомое фортепианное вступление к песне.
Но
Гоцман проснулся от звука хлопнувшей двери. Схватился за гимнастерку, висящую на спинке стула, спросонья сощурился на стенные часы - сколько же времени?… Не то десять, не то одиннадцать вечера.
Кречетов пронес мимо него на руках неестественно бледную, заплаканную Тоню, приговаривая: «Все, все, маленькая, мы уже дома». Уложил ее на кровать, укрыл, бросился на кухню за водой. Суматошно вернулся, расплескивая воду на бегу, заглянул в спальню и отошел на цыпочках. Стакан поставил на сервант. Растерянно сунув руки в карманы, бестолково закружил по комнате, потом сел на подоконник, выбивая пальцами затейливый марш.
– Шо с ней?
– встревоженным шепотом спросил Гоцман.
Вместо ответа Кречетов расстроенно-непонимающе отмахнулся. И вдруг вскинулся:
– Слушай, Давид… Ты вообще ел?…
– Нет.
Словно обрадовавшись возможности что-то сделать, Кречетов убежал на кухню и через минуту появился с зеленой банкой американского консервированного сыра и буханкой хлеба. Сгрузил это богатство на стол перед приятелем, растерянно оглянулся - может, что забыл?… Гоцман, поблагодарив, вынул из кармана брюк нож, аккуратно вскрыл банку, подцепил на лезвие кусок сыра, отрезал от буханки ломоть. И, жуя, кивнул на дверь спальни:
– Беременна, шо ли?
– Ну… вроде да… - неуверенно отозвался майор, снова присаживаясь на подоконник.
– Сейчас вот ей плохо стало… в театре.
– Так хорошо же.
– Да?… - На лице Кречетова возникла бледная улыбка, он помотал головой.
– Ну, да… наверное. Не разобрался еще…
– Виталик… - раздался из соседней комнаты жалобный голос Тонечки.
Кречетов вскочил как подброшенный и метнулся к дверям спальни. Гоцман со вздохом повертел в руках банку сыра, торопливо сунул в рот хлебный ломоть и, подцепив со стула пиджак, тихонько вышел из квартиры.
Нагнувшись, Давид
– Мишку Карася позови…
– На шо?
– сонно пробурчал пацан.
– Твое какое дело?… Скажи, отец ждет.
– А-а, - понимающе промычал пацан и исчез.
Через десять минут отец и сын сидели на лавочке у забора. Мишка был в одних трусах и ежился от ночной свежести.
Гоцман задымил, протянул пачку «Сальве» Мишке:
– Будешь?
– Та не, - с сожалением отвернулся тот от папирос.
– Бросаю.
– Шо так?
– С директором забились, шо брошу…
– С чего?
– У тебя, говорит, силы воли нет, - зевая, объяснил Мишка.
– А я ему говорю: «Побольше, чем у вас»… Ну и завелись. Забились - кто первый закурит, тот перед строем будет кукарекать.
– Ну и как?
– усмехнулся Гоцман.
– Пока держится, - вздохнул Мишка и тут же встрепенулся, даже зевать перестал: - Бать, ты подари ему пачку «Герцеговины», а? Сил же нет!…
– Терпи, - покачал головой Давид.
– Нечестно так.
– Ну да… - уныло кивнул Мишка.
– А вообще… правильно, шо бросаешь. Я вот с десяти лет дымлю - и все никак. И начинал тоже с «Сальве», - ухмыльнулся воспоминанию Гоцман, - только они тогда стоили шесть штук - гривенник…
Мишка снова кивнул, на этот раз молча.
– Друзья у тебя тут хоть появились?
– Ага, - зевнул Мишка.
– Костька Беляев… Ему двенадцать уже. Бать, а ты чего такой понурый?
– Та вот… соскучился. Хочешь, завтра сходим скупнемся вместе? Или пароходы в порту посмотрим?… А то, может, на трофейную выставку? Там танки немецкие… «пантера», «тигр»…
Мишка искоса взглянул на него:
– Бать… шел бы ты…
– Кудой?- опешил Гоцман.
– К Норе своей.
– Та с чего ты взял?
– неуклюже произнес Давид, отводя глаза.
– Та вижу, шо поссорились… Ну хочешь, щас оденусь и вместе сходим?… Бать, не могу тебя видеть, когда ты такой… Она ж нормальная, все понимает… Ты поговори…
Гоцман со злостью растоптал в пыли окурок:
– Ладно… Спать иди… советчик в сердечных вопросах.
Мишка поднялся, с жалостью глядя на окурок. И вдруг вскинул глаза:
– Бать, дай денег, а? Куплю ему «Герцеговину», паразиту…
Гоцман молча порылся в кармане, вынул замусоленную тридцатку:
– Только мороженое!… Договорились? Ну, или газировка…
– Договорились, договорились… - кисло пробурчал Мишка, комкая тридцатку в ладони.
– Норе привет передай… Хорошо?