Ликвидация
Шрифт:
– За Киев, - коротко пояснил Давид, жуя тушенку.
– Не приходилось там бывать?
– Нет, - покачал головой военком.
– Разве что до войны… У меня другие маршруты были.
– Да я по медалям вижу… Западный и Третий Белорусский?
– Ну да, 290-я стрелковая…
– А где задело-то?
– Первый раз под Белевом, второй - в Литве…
– Ну, будь здоров…
– Поехали…
Выпили еще, зажевали.
– А тебя где зацепило?
– спросил военком, показывая на свежие ссадины на лице Давида.
– А-а… Поспорили тут
– В смысле?
– непонимающе взглянул подполковник.
– Ну… поллитра с меня.
– А!
– засмеялся военком.
– Ну, когда следующий орден на тебя пришлют, придешь уже со своим…
После паузы Гоцман, помявшись, выговорил:
– Слушай… к тебе такой Ефим Аркадьевич Петров, шестого года рождения, за пенсией не приходил?… Участник одесского подполья, инвалид, газами травленный?…
– Петров, Петров… - нахмурился военком.
– Да были, конечно, Петровы, но не подпольщики. А что?
– Ты, наверное, недавно назначен?
– Ну да, - вздохнул подполковник, - месяц как из Белорусского округа перевели. А что?
– снова повторил он.
– Ничего, - невесело улыбнулся Гоцман.
– Значит, Фима дал по роже тому, кто тут перед тобой был…
Грохотала типографская машина. Из ее жарко рокочущих недр одна за другой вылетали еще горячие, пачкающие руки листы с кличками, приметами, фотографиями анфас и профиль…
Парень-ученик подхватил плотную пачку только что отпечатанных оттисков и свалил к ногам хмурого лейтенанта МГБ. Сделал шаг в сторону двери.
– Куда?
– окликнул его лейтенант.
– Отлить. Невмоготу уже.
– Павлюк, - негромко произнес лейтенант в пространство. Рядом мгновенно вырос рослый сержант.
– Проводи…
– Шоб подержал?
– весело поинтересовался ученик.
– Надо - подержит, - холодно сказал лейтенант.
– А надо - оторвет. Даю минуту…
Машина грохотала, выбрасывая все новые и новые листы…
Глава пятнадцатая
По случаю концерта драгоценного для Одессы человека ярко освещен был не только оперный театр - вся небольшая площадь перед ним и вся улица Ленина в этот вечерний час буквально тонула в сиянии праздничных фонарей. Со всех сторон к подъезду здания спешили нарядные пары, мелькали в сумерках белые кители и фуражки офицеров, слышался женский смех. Подкатывали и останавливались дорогие трофейные машины. И даже те одесситы, которым вовсе не светило разжиться билетиком на такое мероприятие, как концерт Утесова, прогуливались сегодня перед оперой, чтобы почувствовать себя причастными к празднику. И потом, им так надоело жить в полутемном городе, а тут прямо как до войны - иллюминация, да и только!
Фойе театра полнилось сдержанным гулом людских голосов. Довольные собой мужчины в двубортных костюмах с подбитыми ватой плечами гордо демонстрировали своих подруг, а подруги, в свою очередь, хвастали перед соперницами кто фетровой шляпкой с вуалеткой, кто
Гоцман и Кречетов, оба в форменных кителях, стояли в фойе, время от времени приветствуя знакомых. Давид даже не заметил, как рядом возник щуплый, с птичьим личиком щипач Лепа, почтительно сдернул с виска новенькую кепочку:
– Дава Маркович, добрый вечер… Люди просили передать, шоб вы не волновались. Седня у театре будет все спокойно. Никакая падла не испортит концерт любимого артиста. Люди отвечают!… Это шоб вы себе знали. Ну, я пошел.
Лепа изобразил нечто похожее на поклон и исчез в толпе.
– Ишь ты!
– усмехнулся Кречетов.
– «Люди отвечают»!
– Виталий, если они сказали - отвечают, то отвечают, - неторопливо отозвался Гоцман, высматривая кого-то.
– А если шо, то этот вот Лепа своей головой ответит.
– Интересно, по какой же статье?
– хмыкнул майор.
– Да не передо мной, перед своими… Ну шо, заглянем в буфет?…
– Давай. Хотя ты уже в буфете сегодня побывал, а?…
– Ну да, - ухмыльнулся Давид, - в буфете под названием «военкомат»… Пошли.
Между тем наметанный глаз Лепы углядел в толпе нарушителя договора, заключенного на сегодняшний вечер. Малорослый щипач Щупля, воспользовавшись тем, что пышная дама в трофейной меховой «ротонде» замешкалась перед буфетом, выбирая пирожное, аккуратно вспорол ее сумочку и извлек портмоне.
Лепа нашел кого-то взглядом в толпе, моргнул. В следующий миг Щуплю уже стремительно несли к выходу, зажав сильными плечами, четверо пареньков в клешах и ковбойках… В пустом туалете Щупле прежде всего сильно заехали в ухо, чтоб знал. Но еще в полете его подхватили руки Лепы, извлекли из кармана кошелек и перебросили находку главному из воров.
– Люди постановили - сегодня не работать, - мрачно процедил тот, глядя на Щуплю.
– А ты шо - стахановец? Закон не уважаешь?
Два точных удара уложили Щуплю на чисто вымытый по случаю концерта кафельный пол. Лепа презрительно повертел в пальцах отобранную у Щупли «писку» - отточенную монету, которой тот вспорол сумочку.
– Кто ж тебя учил, босяк, из троячка писку мастырить? Копеечкой работать надо, рукопомойник!…
Высмаркивая кровавые сопли, Щупля обалдело наблюдал за тем, как Лепа кинул монету в унитаз и спустил воду…