Линия жизни
Шрифт:
Гигант не успел опустить свой меч, как последовал еще один удар – на этот раз лезвием щита – в правую глазницу. Лезвие достигло мозга, и Дори беспомощно рухнул наземь.
Зига улыбался, Шива оценивал свои шансы в бою с девушкой, марийские воины, наблюдавшие за рединком, застыли в безмолвии. И только с дальних рядов, которые не могли видеть происходящего, доносилось: «Ну, как там?», «Что происходит?»
Яль и немногочисленные защитники Син-Ти тоже молчали. Выигранный рединок еще не означал, что марийцы сдержат слово и не будут с досады
Казалось, только девушка не была озадачена. Убрав оружие, она наклонилась к павшему врагу и, словно по марийскому обычаю, собрала трофеи – мешочек с монетами, двуручный меч и кинжал. Не без усилий водрузив тяжелое оружие на плечо, она повернулась к марийскому гаири.
В ужасе Яль снова прикрыл глаза ладонью. По его разумению, подобная дерзость была совершенно неуместна, могла лишь разозлить проигравшего врага, скорее всего, еще колеблющегося – выполнить условия рединка или сравнять его замок с землей.
В этот момент Зига наконец осознал, что на самом деле произошло; невольная улыбка вмиг исчезла с его лица. Не покидая седла, он выехал на арену, медленно приближаясь к ее неожиданному триумфатору.
В его душе очарование этим мастером боролось с нежеланием признавать поражение в борьбе за замок, поражение совершенно неожиданное, глупое и немыслимое. Как обычно в таких случаях, он просто тянул время, ожидая, когда его сердце определится с решением.
Когда он подъехал к девушке и внимательно посмотрел в ее бесстрашное лицо, сердце тут же сказало свое слово. Чистая светлая кожа, широко посаженные карие глаза, просвечивающие за медной краской черные волосы – если внимательно присмотреться, она была самой настоящей, чистокровной марийкой.
– Красивая победа, девочка! – приняв решение, весело произнес Зига.
Девушка медленно моргнула и едва заметно улыбнулась.
– Уходим! – бросил он командирам. – А ты? Может, с нами?! – все еще улыбаясь, гаири вновь повернулся к молчаливо стоящей победительнице, теперь олицетворявшей для него всю марийскую доблесть.
Вопрос был задан бессознательно, скорее как шутка, произнося которую, человек выдает свои истинные желания, но нисколько не надеется на удачный для себя ответ.
– Идет! Только коня возьму…
2. Ученик
– Яна, сейчас мы сыграем в одну игру, – говорил князь Гит своей едва вставшей на ноги полуторогодовалой дочери. – Я буду бросать тебе этот мешочек, а ты должна его бить ручкой. Вот так! – он продемонстрировал ей желанное движение. – Поняла?
Девочка кивнула.
– Теперь ты, – князь бросил мешочек аккурат в ладонь девочки, даже не успевшей пошевелить рукой. – Молодец! – он широко улыбнулся и обнял свою дочь.
Девочка довольно улыбнулась ему в ответ.
– Давай еще… Превосходно!
У князя было трое детей – старший Минг, Яль и младшая Яна. В своих грезах Гит видел их всех непревзойденными воинами, наследующими его земли и власть
Поскольку мечты князя всегда приобретали форму конкретных поступков, с каждым из ребят он с ранних лет начинал практиковать такие игры-тренировки. Сначала пуховый мешочек, который надо отбить рукой, затем мешочек, от которого надо увернуться, потом мешочек надо было отбить игрушечным мечом и далее в том же духе.
Он уделял уйму времени «военной подготовке» каждого из троих детей, однако только с младшенькой получалось так, как он задумывал.
С Мингом он был слишком строг, и в какой-то момент мальчик всеми способами стал избегать занятий с отцом. С Ялем князь смягчился, но камнем преткновения стала безудержная материнская любовь: мальчика баловали, ласкали, развлекали играми, не требующими такого усердия, как воинские тренировки. В итоге Яль быстро потерял интерес к занятиям, его прогресс был медленным, а слабохарактерность мальчика выводила отца из себя: малейшая неудача в «игре» оборачивалась слезами, а то и истерикой.
С Яной же для князя все сложилось удачно. И он уже был научен ошибками прошлого – был с дочерью нежен, не дозволяя играть с ней кому-либо, кроме себя. Не мешала на сей раз и материнская ласка: родилась Яна в военном походе от случайно встреченной марийки, умершей через день после родов. И девочка, со своей стороны, словно была рождена для битвы: движения ее быстро координировались, отменная реакция была дана ей с рождения. Иными словами, обучение у нее спорилось, князь искренне ее хвалил, что придавало Яне рвения.
Князь тоже чувствовал, что на этот раз все идет хорошо, и посему уделял занятиям с дочерью еще больше времени и стараний.
Парадоксально, но именно желание сделать из дочери великого воина отвлекло князя от собственных воинских дел, способствовав наступлению в Корсе долгожданного мира и согласия.
…
– Доча, – обратился князь к Яне, которой в тот день исполнилось семь лет, – за последнее время ты добилась таких успехов, что самое время подарить тебе это! – он протянул ей тонкий, специально облегченный для слабеньких рук меч. – Это самый настоящий взрослый меч, как у меня, как у дяди Нукера и других знатных воинов! Он твой самый главный друг и помощник, твое спасение в бедах и горе для твоих врагов!
– Папочка, а как же ты? – усомнился тонкий, почти писклявый голосок девочки. – Я думала, ты мой самый главный друг…
Отец крепко обнял девочку, стесняясь показать ей свою сентиментальность.
– И я тоже, Яна… – украдкой князь утер рукавом выступившую на глаза влагу. – Только я не могу всегда быть с тобой, а он – может…
– М-м, ясно, – удовлетворилась девочка. – Сегодня будем отбивать мешочки этим мечом?!
– А хочешь? – слукавил отец, будто планировал нечто другое.
– Да! Очень!