Лита
Шрифт:
— Алешенька, это для тебя. Я бы хотела подарить тебе в миллион раз больше. Это такие пустяки.
Она была добрая девочка и ничего никогда не жалела.
В это время я начал читать, подаренный ею мне, двухтомник Голсуорси «Сага о Форсайтах», который невозможно было достать. И был поражен, и был изумлен сверхчеловеческой любовью Сомса к Ирэн. Он тоже был в замкнутом кругу. В аду любви. Но он любил. А какое чувство было у меня, я не знал ему названия. Что-то безумное… И то слово, которое чувствовал Соме, я еще не чувствовал ни к кому. Разве что… Впрочем, то было давно, скорее
Следом я прочитал наизанимательнейшую вещь «Приключения авантюриста Феликса Круля». И теперь собирался осилить всего Манна. Я дал прочитать этот роман Лите. Я много читал. Чтение отвлекало и давало возможность сопереживать, расширять свой зацикленный, замкнутый кругозор. Сравнить и узнать жизнь и страдания других, их мысли и чаяния. Никто, естественно, не описывал такую ситуацию, какая была у меня: у нас вообще было запрещено описание полов, близости, раздевания и секса. Только и выходило, что люди либо много работали, либо много говорили, но любовью они не занимались. (И уж патологий или отклонений не было и в помине. Вы что, при социализме!..)
В сентябре начинались занятия, и я с тоской думал, что грядет еще один учебный год и как с ним бороться.
Вика пригласила меня на премьеру своего нового фильма, и я не мог отказаться. Было бы неприлично. Она стояла на сцене, перед экраном, рядом с режиссером, актерами, сценаристом и выглядела симпатичней и привлекательней всех. Одетая в мои подарки (как она сказала), Вика села рядом со мной во время просмотра фильма и по привычке взяла в темноте за руку, как это делала обычно. Я не стал убирать. Это было бы неприлично. По крайней мере, я не казнил себя за ее прикосновения. Уже достижение… И не винил себя, что совершаю что-то преступное.
Сеанс закончился, я подарил ей заранее принесенный большой букет красных роз.
Потом опять были чаи, пироги, беседы с мамулей (она не задавала лишних вопросов), мягкие споры о литературе. Объятия в ванне, и все опять как будто началось сначала, не начавшись. Каким-то ненормальным, вывихнутым, извращенным ходом в мозгу Вика как бы балансировала мои запретные встречи с Литой.
Обе они не догадывались об этом странном симбиозе вдвоем. Об этой натянутой проволоке, по которой мы ходили — втроем. Канатоходцы — с завязанными глазами. Меня не интересовала их реакция: одной — потому что виновата, другой — потому что безразлична. Интересно, как бы это объяснил мудрый Фрейд. Я прочитал его двухтомник, изданный в Лондоне, но не нашел ответа. Возможно, ответ был в других томах или работах, запрещенных у нас. Да и что бы изменил ответ. Ничего.
Что я чувствовал, встречаясь с двумя? (Впрочем, с одной я не встречался, это были болезненные, спазматические урывки-оргазмы, а не свидания.) Ничего абсолютно. Я балансировал. И хотел, чтобы Лита была, как Вика, а Вика, как Лита. Я хотел симбиоза! Я желал слияния двух в одну. Душу одной — с телом другой. Какой кошмар… Но мечты мои оставались внутри, и ничего абсолютно не менялось.
Мои приятели художники-абстракционисты сообщили, что в конце сентября будет выставка нонконформистов. Как теперь себя называли запрещенные и неофициальные
Она безумно обрадовалась:
— Да, Алешенька, я так рада, я так счастлива.
— Чему?
— Что ты подумал и пригласил меня. Хотя любая бы сочла за счастье пойти с тобой.
Я подумал.
— А где она будет?
— В парке.
— А как мне одеться?
— Живописно, — пошутил я.
— Мы пойдем одни или с нами еще кто-то будет?
Обычно она никогда не задавала вопросов.
— Возможно, брат, он увлекается живописью.
— Максим?
— Да, я его пригласил тоже.
В трубке повисло молчание.
— А когда это будет?
— В последнее воскресенье августа, кажется.
— Я совсем забыла, я обещала помочь маме… У нас будет генеральная уборка квартиры. Ты не очень обидишься, если я не пойду?
— Как хочешь.
— Не обижайся. Мне неудобно подводить маму.
Я был удивлен: первый раз за все это время Лита отказывалась увидеться пойти со мной.
Она тут же начала оправдываться:
— Я люблю с тобой встречаться наедине. Когда ты один, и мне не нужно тебя делить ни с кем. И кажется, что ты принадлежишь только мне одной.
И тут она сказала фразу, на которую я не обратил сначала внимания:
— Давай встретимся до выставки или после.
— У тебя же генеральная уборка?
— A-а… я имела в виду, в субботу. За день до того…
— Посмотрим. — Я повесил трубку.
И вздохнул с облегчением: вроде выполнил долг. Была бы честь предложена. Она привыкла, что мы неделями не виделись. Хотя и удивился необычности ее отказа и еще более странному объяснению. Сестра говорила, что Лита дома ничего не делала: только берегла себя «для Алеши». Наряжалась и красилась.
На выставку в парк я пошел с Викой и Максимом. Они затеяли умные разговоры о цветах, полутонах, красках, а я просто ходил и наслаждался свежей, яркой живописью. И беседами с художниками, одному из которых я потом заказал портрет.
После выставки мы поехали есть ранний обед в «Националь». «Хлеба и зрелищ» — был девиз Максима. Однако он почему-то быстро исчез. Обычно он, пока всё не съедалось и не выпивалось, никуда не исчезал.
Я провожаю Вику домой после обеда. Она говорит:
— Мамуля спрашивает, куда ты пропал. Что ей сказать?
— Не знаю… Скажи, я тоже скучаю по ней.
— Хочешь подняться наверх?
— Не сейчас, уже поздно.
— Раньше это не было поздно… Что происходит, Алеша?
— Вик, чтобы ходить в гости, нужно настроение.
— Ты хочешь сказать, у тебя нет настроения видеть меня?
— Чисто девичий вывод.
— Ты заметил, что со дня моего приезда ты ни разу не поцеловал меня в губы?
Это я невольно перенес запрет с одной на другую. Моя вина.